Костяной скульптор (СИ) - Розин Юрий - Страница 45

Черт… что же мне делать?

С одной стороны, самым правильным с точки зрения охотника Хижины было отправить Толью на алтарь воскрешения, а Ганлина повязать и оттащить на поверхность к каким-нибудь магам-теоретикам для опытов. За такой подарок меня наверняка ждут золотые горы, шутка ли, осознавший себя скелет, способный усиливать себя за счет другой нежити. Готов биться об заклад, его исследование сможет продвинуть магию в целом и некромантию в частности на невероятную величину.

С другой… ну во-первых я никогда не был большим фанатом соблюдения правил, о чем мне постоянно напоминали мои многочисленные шрамы. Так что понятие “правильный поступок” для меня значило не так много. Да и мне самому, после того, как эта парочка честно, на этот раз, все рассказала, уже как-то расхотелось что-то с ними делать.

Толью вообще винить не хотелось, она жертва обстоятельств, а то, что не пыталась помешать своему скелету расправляться с людьми… ну, в рамках подземелья это вообще такая себе вина. Сам, чего греха таить, не один и не два десятка раз пополнял свои запасы за счет других авантюристов, тех что посволочнее.

Сам Ганлин… тут сложнее. За свою довольно краткую жизнь он натворил кучу всякого дерьма, в чем спокойно признался. Чего стоила только та бойня, что он устроил в очередной раз переходя с первого на второй этаж. Пять сотен человек, не способных ни противостоять ему, ни сбежать от него, сложившие в той резне головы, однозначно говорили, что крышу ему может сорвать знатно, что мне совсем не нравилось. И Ганлин сам прекрасно понимал, что в любые его заверения в духе “Больше никогда”, верилось с большим трудом, так что даже не пытался.

НО!

Мне было интересно. Не самая удачная отговорка, но, с другой стороны, что еще нужно? Я ведь не отвечаю ни перед кем, даже Хижина, официально назвав охотником, сняла с меня любые перед собой обязательства. Я не являюсь подданным ни одной страны, опять же из-за той же Хижины, надо мной нет начальника, способного приказать что-то сделать. Для меня я сам — единственный суд и законодатель. А мне, как уже сказал, было интересно.

Хотелось собственными глазами увидеть продолжение этой истории. Чем закончится путь этого зомби? Закончится ли он от рук какого-нибудь авантюриста или от когтей другой нежити, или приведет к чему-то по-настоящему значительному? Несмотря на свой уникальный статус и неординарное происхождение, я, все-таки, был вполне обычным человеком. Когда я все-таки умру где-нибудь в подземелье некроманта, по случайности лишившись амулета возврата, или на очередном задании снаружи, оно мне вспомнят разве что Нетч, Уля, мастер, пара старших да несколько приятелей по игре. Моя жизнь не внесет в этот мир ничего кардинально нового, я не собирался себе льстить.

А вот Ганлин был достаточно уникальным, чтобы при должном везении суметь изменить что-то в том мире, что меня пережует и не заметит. И мне очень хотелось хотя бы присутствовать при таком, а лучше быть непосредственным участником этих событий. Чтобы когда-нибудь в старости, сидя перед камином, мои внуки (ну могу же я помечтать), подбегали и просили: “Деда, расскажи про ТОГО САМОГО Ганлина!” И я бы усмехался, подтягивал сползший плед и начинал историю, которую знает в этом мире каждая собака. Ну а если в процессе я-таки склею ласты, то лучше уж так, чем просто потому, что мне в очередной раз не повезло с заказом.

— И что же мне с вами делать… — я сидел, завернувшись в плащ, переводя взгляд то на явно нервничающую Толью, то на совершенно невозмутимого, насколько я мог понять по полусгнившему лицу, Ганлина.

Решение, которое мне предстояло принять, обещало стать ключевым во всей моей жизни. И, по большому счету, я думал чисто для формальности.

.

Наблюдая за этими двумя, совершенно спокойно разговаривающими, хотя буквально час назад оба были готовы уничтожить другого, я ловила себя на том, что не особо понимаю сути разговора. Нет, конечно, в целом все было ясно: Веск выспрашивал у Ганлина кто он, что помнит о себе и что он вообще такое, а зомби отвечал, насколько я могу судить, полностью правдиво.

Но вот, к примеру, Веск спрашивает:

«Насколько это сложно?»

А Ганлин отвечает:

«Обычно даже не замечаю. Но иногда очень».

На что охотник лишь удовлетворенно кивает. Вот про что они? Никогда не считала себя дурочкой, даже наоборот, но сейчас так и подмывает дать обоим по голове с криком: “Да говорите вы нормально!”

Но знаю, нельзя. Потому что от этого разговора будет зависеть если не моя судьба, Веск явно не собирался усложнять для меня жизнь, но судьба Ганлина точно. Так что, если меня о чем-то не спрашивали, я старалась быть как можно незаметнее. На ум сразу приходили так ненавистные в юности фразы в духе: “Когда мужчины говорят, женщины должны молчать”, из-за которых я и поступила в военное училище, а не в школу благородных девиц.

Но тут дело было не в половой принадлежности, а в подвластной участника дискуссии силе. Веск, как сильнейший, был хозяином положения и мог говорить и делать что вздумается. Ганлин, как просто сильный, имел право говорить с Веском и даже держаться более-менее на равных. А я, как самая слабая, годилась только на роль мебели, если от меня не требовались какие-то комментарии. И в этой ситуации винить можно было только себя за некомпетентность. В который уже раз за время моего путешествия с Ганлином я пообещала себе стать сильнее.

А между тем их размеренный диалог подходил к концу. Вопросов Веск задавал все меньше, паузы между ними были все больше. И в конце концов он просто замолчал, откинувшись на гладкую поверхность уцелевшей крышки вертикального саркофага.

— И что же мне с вами делать? — Его голос был каким-то странным. Вроде бы уставшим и задумчивым, но вместе с тем в нем проскакивали веселые искорки. Это показалось мне хорошим знаком.

И не зря.

.

— Позволь представиться, Веск. Я Ганлин. Ты ищешь меня. Может быть поговорим?

Расчет был на то, что охотник, как человек явно очень умный и любопытный, не будет сразу убивать меня после такого приветствия. Что же, расчет оправдался.

Пару секунд он просто молчал, то ли пребывая в ступоре, то ли проверяя свою крышу на сдвиги, то ли просто обдумывая мое предложение. Однако его ответ попал в область моих ожиданий. Что же, не каждый же раз мне лажать.

Говорили мы долго и за эти часы мне стоило огромных усилий удерживать Жюстину безмолвной. Если все закончится так, как я надеюсь, Веску уже будет все равно, кто живет в моей голове, если же нет, все равно будет уже мне, поскольку я буду мертв. А пока не стоило нервировать охотника лишними личностями в одной не самой понятной черепушке.

Я рассказал как появился в инкубаторе скелетов, рассказал о своем пути по уровням, о встрече с кареглазой, пусть и не прямо все, но тоже рассказал. Уточнять Веск не стал, видимо понял, что эта информация ему самому ничего не даст, а только раскроет на публику личные тайны девушки, чего ни она, ни он, точно не хотели.

Про тонкости работы своих способностей я тоже не распространялся, пообещав, если представится более спокойная возможность, поведать поподробнее. Охотник и тут не настаивал, как сказал он сам: “Каждый, даже зомби, имеет право на свои секреты”. Да и опять же, для него лично эта информация была совершенно бесполезна.

В остальном же я старался быть предельно честным, поскольку если принципы слияния костей или Подчинения никак не влияли на отношение Веска ко мне, то вот история моей краткой жизни еще как влияла. Я понимал, что могу где-то недоговорить или даже соврать и вполне возможно, это сойдет мне с рук. В отличие от кареглазой, у меня не было пульса, не было дыхания, даже мое лицо, если я не хотел, не выражало никаких эмоций, насколько это вообще возможно для полусгнившего пласта мяса. Так что определить правдивость моих слов было бы куда сложнее. Однако если бы я соврал, а потом Веск как-нибудь узнал правду, его ко мне доверие, и так явно крайне тонкое, разлетелось бы в пыль. А я почему-то не сомневался, у этого человека были способы проверить мои слова. Даром что я знатно наследил в подземелье, так что спросить было у кого.