Дружинник (СИ) - "Amazerak" - Страница 33

Кроме того, после двадцати пяти дружинник мог рассчитывать на руководящую должность в поместье или на одном из предприятий. На самые важные посты всегда назначались старшие дружинники (коими считались все законнорожденные члены рода, имеющие магические способности), на посты поскромнее сажалась младшая дружина, а отроки занимали мелкие руководящие должности. А вот простолюдину достичь в этой иерархии какой-то позиции, даже не самой значительной, вообще не представлялось возможности, если он не принёс клятву. Похожая ситуация была и на государственной службе: там все руководящие должности оккупировали дворянские семьи.

В дороге я приобрёл у проводника газету. Новости не радовали. Хоть война ещё не была объявлена, оба государства начали мобилизацию и принялись стягивать к границам свои армии.

— Редко ведь войны начинаются осенью, так? — поинтересовался я у своего спутника. — До следующей весны не могут потерпеть?

— Да, такое происходит нечасто, — подтвердил Виктор, — но конфликт, кажется, не сдержать. В Литве уже месяца два идут военные действия. Газеты пишут о них, как о мелких столкновениях, но всё гораздо серьёзнее. Государь потребовал от бояр крупные денежные суммы, все оборонные заводы работают в усиленном режиме, правительство скупает хлеб для фронта. Мы уже находимся в состоянии войны.

— Но крупных боевых операций ещё не было, так ведь?

— Пока нет. Но в сентябре может начаться наступление. Дождей в этом году немного, погода сухая. Уверен, верховное командование уже что-то планирует. К сожалению, я плохо осведомлён в этих вопросах. Говорят, что война эта будет не такой, как прежде. Последние десять-пятнадцать лет танки, артиллерия и прочая техника уже вовсю применялась в локальных конфликтах. Сейчас масштабы будут совсем иные.

— Ну а что бояре? Они-то собираются участвовать?

— Всё как полагаете: император бросит клич, и каждый род вышлет требуемое количество людей. Вот только… — Виктор замялся.

— Что?

— Я просто не представляю, как будут сражаться боярские дружины.

— А в чём проблема?

— Так мы же никогда не воевали в составе регулярной армии. Там совсем иные порядки. Как можно себе представить, чтобы боярский дружинник подчинился какому-нибудь офицеру-дворянину? Да он скорее пристрелит его, чем его команды станет выполнять! Каждая дружина — отдельная боевая единица, которая слушается только своего воеводу или главу рода. Мы давали клятву главе рода. Пресмыкаться перед какими-то простолюдинами и дворянчиками в армейской форме — это же унизительно!

— А у противника то же самое?

— Естественно! Попробуй заставить герцога или графа подчиняться другому герцогу или графу. Это же абсурд! Никто в жизни на такое не пойдёт! Все только пуще перессорятся друг с другом. А многие герцоги в родственных отношениях с нашими боярами. Как им воевать-то друг с другом?

— Ну значит, эта война долго не продлится, — рассмеялся я.

— Если бы… — вздохнул дружинник. — Всё может статься гораздо хуже. Империи расколются на множество частей, каждая из которых объявит свою независимость. Все начнут воевать против всех!

— По-моему, это уже давно происходит.

— Но будет ещё хуже! Империи погибнут, цивилизации придёт конец! Некоторые утверждают, что это предвестие Страшного Суда.

— И ты в это веришь? — скептически посмотрел я на дружинника.

— Так говорят старшие, — пожал он плечами. — А им лучше ведомо.

Когда мы приехали в Москву, было три часа дня. Более суток мы провели в дороге. Погода стояла паршивая. Моросило с самой ночи. Осень вступила в свои права.

Мы взяли извозчика и доехали до моего дома.

— Так значит, ты уже был здесь? — полюбопытничала Катрин, когда мы вошли внутрь. — Нашёл что-нибудь интересное?

— Нашёл, только времени разбираться не было, — я прошёл в гостиную, отодвинул шкаф, вынул кирпич и, достав железную коробку, продемонстрировал своим спутникам. — Тут хранятся дневники моего отца. Кое-что я читал, но не всё. Сейчас я должен выудить максимум информации, и вы мне в этом поможете. Но вначале было бы неплохо тут прибраться, а то в пыли утонуть можно.

Таня уже была в курсе моей истории, Виктору тоже вкратце объяснил суть происходящего, а то он явно не понимал, что за дела тут творятся. А затем, оставив своих спутников заниматься уборкой, я направился к дому бывшего слуги моего отца.

Я постучал в окно. Никто не открыл. Ещё раз — снова тишина. Тогда я стал колотить сильнее и стучался до тех пор, пока с соседнего двора не вышел бородатый мужик.

— Вам кого надоть, молодой человек? — спросил он.

Я ответил, что мне требуется Георгий.

— Так нету ж его, — развёл удивлённо руками сосед. — Али не слышали? Во вторник же преставился.

Известие о смерти Георгия огорчило меня. Погиб ещё один человек, который что-то знал о моём отце и о людях, с которыми тот, возможно, был связан. Я принялся расспрашивать соседа, когда и как помер бывший денщик.

— Дык пять дней назад, — ответил мужик. — Во вторник. Руки на себя наложил, говорят, застрелился. И медики, и полицаи приезжали. Ходили тута всё спрашивали.

— Но почему?

— А кто его ведает? Я-то и сам с Георгием не общался шибко. Он вообще ни с кем не общался. Нелюдимым был. Ну вот и не выдержал, видать, одиночества.

Вернувшись домой, я рассказал своим о случившемся.

— Один вопрос меня мучает: не могло ли это быть убийством? — признался я.

— Думаешь, убили? Кому и зачем нужна смерть бывшего слуги, который уже много лет живёт один в этой деревне и ни с кем не общается? — поинтересовалась Катрин.

— Он что-то знал. Мы разговаривали с ним в прошлый мой приезд. Он явно умолчал некоторые сведения. Видимо, кто-то прознал о нашей с ним встрече и решил, что стоит заткнуть его навсегда. Так или иначе, не считая дневников отца, Георгий был единственной моей зацепкой, а теперь даже этого нет.

Остаток дня я помогал убираться в доме, а кода наступила ночь, вновь отправился к избе Георгия, чтобы проникнуть туда и осмотреть личные вещи.

Дождавшись, когда улица обезлюдит, я взял керосиновый фонарь и вышел из дома. Народа почти не было. Только два подвыпивших мужика прошли по дороге, да какой-то господин в дорогом пальто торопливо прошагал в сторону центра.

Убедившись в том, что меня никто не видит, я перелез невысокий штакетник. Дверь в дом оказалась не заперта.

Внутри до сих пор пахло мертвечиной. Я зажёг лампу и начал осматривать избу. В спальне всё было перевёрнуто вверх дном: то ли полиция постаралась, то ли убийцы (если, конечно, это действительно было убийство). В любом случае, здесь явно кто-то что-то искал. Книги и одежда были раскиданы по полу, кое-где виднелись следы запёкшейся крови. Но кому и зачем понадобилось перерывать весь дом? Я всё сильнее утверждался в мысли, что Георгий имел некие сведения, за которые поплатился жизнью.

Полночи я убил на то, чтобы просмотреть шкафы, ящики, книги и личные вещи, но ничего не нашёл. А может, не заметил. В любом случае, до утра тут оставаться было нельзя, и я вернулся домой.

Таня не спала. Она просматривала дневники моего отца.

— Странная у тебя история, — сказала она, — сплошные загадки. Такое чувство, что за этим всем стоят какие-то могущественные силы. Жутковато даже. Ещё и покушение это…

Я обнял Таню:

— Ничего не бойся и не думай о плохом. Я обязательно выясню, кто за всем стоит. Давай лучше спать.

Мы улеглись в кровать, но не смотря на позднее время (а было уже три часа ночи) ещё долго лежали в обнимку и болтали ни о чём. Таня говорила, что боится меня потерять, я уверял, что мы со всем справимся.

Вдруг она приподнялась и пристально посмотрела мне в глаза.

— Скажи, только честно. У тебя с Катрин что-то есть?

«Ну вот, — подумал я, — этого ещё не хватало». Сейчас мне меньше всего хотелось разбираться с отношениями. Когда перед тобой куча загадок, а за каждым углом поджидают убийцы, такие расспросы совсем не в тему. Нынешнее положение дел меня вполне устраивало. И Катрин, и Таня были мне одинаково дороги. Они оказались единственными близкими мне людьми во всё этом странном мире, куда меня угораздило попасть. Катрин, не смотря на то, что мы пару раз переспали, была для меня, прежде всего, другом и боевым товарищем, ну а Таня — девушкой, с которой просто хорошо рядом (если не считать того, что она ещё и моя личная целительница).