Победа для Гладиатора (СИ) - Чер Алекс - Страница 53

— У нас остался один не внесённый в договор пункт, — всё же произношу я, когда шампанского осталось на дне бутылки и смелости во мне изрядно добавилось.

— У нас и договора-то не осталось, — усмехается Алекс.

— И всё же это придётся обсудить.

— Я понял, понял. И мой ответ: никаких противозачаточных, — Алекс забирает мой бокал, отставляет вместе со столиком и тянет меня к себе. Откуда только берутся силы у этого парня? — Мы не будем предохраняться.

— Будем, — пусть и не убираю я его руки, скользящие по голой коже под шёлк, но настроена очень решительно.

— Давай не будем? — меняет он тактику. Улыбается мягко и располагающе, засранец. И его губы шепчут мне в самое ухо. — Давай дадим нам шанс? Я клянусь, ты не пожалеешь.

— Правда? — покрываюсь я мурашками от макушки до самых пяток от его вкрадчивого голоса. От его прикосновений. От его запаха. Просто от его тепла, присутствия, дыхания. — Ты же вечно будешь сомневаться, твой ли это ребёнок.

— Просто скажешь мне, что он мой, и я тебе поверю, — играет он с мочкой уха языком. И я теряю равновесие даже сидя на кровати, на его коленях. Откидываюсь в его руках, а голова так приятно кружится.

— Нет, — звучит откуда-то издалека мой собственный голос.

— Да, — голос Алекса звучит из ложбинки на груди.

— Нет.

— Почему? — резко отстраняется он, и, подняв мою голову, смотрит в глаза. Плохо смотрит. Недовольно. Опасно. — Только не говори: потому что это ненастоящий брак. Забеременеешь — и он станет самым настоящим из всех настоящих на свете.

— Я не доверяю тебе, Алекс. А ты не доверяешь мне. Ты давишь, а я просто подчиняюсь.

— Я давлю? — аж подпрыгивает он на кровати. — Это же ты вынудила меня жениться. Так что, можно сказать, я тут сторона пострадавшая.

— Бедненький, — усмехаюсь я и тянусь за своим бокалом. — Давай не отступать от темы. Детей не будет. Но способ, которым мы будем предохраняться, можешь выбрать сам. Я соглашусь с любым твоим выбором.

— Я уже выбрал, — он встаёт. — И ты не согласилась.

Окно в этой комнате плотно задёрнуто, но он одним рывком раздвигает шторы. И долго стоит, молча глядя на ночной город, пока я мучаюсь с невыносимым желанием покаяться. Рассказать ему всё, чего он не знает. Про квартиру, про штамп, про работу.

Проклятое шампанское всегда делает меня невменяемой. Он же тогда не отпустит меня, даже если я ему не нужна. Из вредности. Из сволочизма. Назло. Просто потому, что может.

И я не знаю, как объяснить ему сейчас, в этой спальне, что у меня своя жизнь, а у него своя. Что мы никогда не будем вместе. Не потому, что нам плохо вдвоём. Потому, что не сможем. Поубиваем друг друга. Растерзаем в яростных вспышках темперамента. Порвём души в клочья, изранимся о шипы друг друга, но вместе всё равно не останемся.

Как бы нам ни хотелось — это просто физическое притяжение и ничего больше. Ну, или что-то большее, только добром это всё равно не закончится. Мы каждый сам за себя. И мы всё время словно по разные стороны баррикад.

— Алекс, — не выношу я больше этого молчания. — Нам хорошо вместе только в постели.

— И всё же ты приехала. Сегодня, — наконец поворачивается он. Но лунный свет ярче, чем от ночника в комнате — его лицо расплывается на фоне окна тёмным пятном. — После того, как я был так жесток. Или это ты просто в исполнение договора?

— Это не просто. Я волновалась. Я переживала за тебя.

— Прости меня, — он опускается на колени перед кроватью и тянет меня за ноги к себе. — Пожалуйста, прости. Я уже не понимаю, что во всём этом настоящее, а что поддельное. Где правда, а где ложь. Я сам себя не понимаю.

— Я волновалась по-настоящему, — глажу его по волосам, пока он пристраивает голову у меня на коленях, но «прощаю» сказать ему не могу.

— А я по-настоящему ревновал. Я и сейчас ревную. Невыносимо. Хоть это и глупо. И я уже боюсь тебя потерять.

— Это просто ночь, Алекс. Просто одиночество. И это просто слова. Завтра, с первыми лучами солнца, ты, как обычно, пожалеешь обо всём, что сказал. Разозлишься, что слишком раскрылся, и снова сделаешь мне больно.

— Да, ты права, — тяжело вздыхает он и встаёт. — Просто ночь. Просто одиночество.

Он молча задёргивает шторы. Молча поднимает с кровати столик.

— Ты права, дети — это перебор. Я дам тебе телефон врача, запишись. И мы вместе решим, как будем предохраняться. Спокойной ночи, Виктория!

— Алекс, — окликаю я его на пороге. — У меня ничего не было со Стасом. Он мне даже не нравится.

— Что же тогда ты в нём нашла? — усмехается он.

— Он очень помог нам с Ленкой. Оплатил операцию ребёнку. И я чувствую себя обязанной.

— Операцию?! — он даже разворачивается, так и держа в руках заставленный посудой столик.

— На глаза. Ленкиному сыну. На один глаз.

— Это он тебе так сказал?

— Нет, нет, не он. Он так и не сознался, — совсем не понятна мне его странная реакция. — Операцию оплатили анонимно. Но больше просто некому. Он один знал, и Ваньку видел, и с Ленкой говорил.

— Да он просто герой, — хмыкает Алекс. — Повезло тебе с ним.

— Алекс, мне жаль, что у вас с ним какие-то разногласия. Он тоже психанул, запутался, наврал. Но он совсем не плохой. Не такой плохой, каким тебе кажется. И Маринка его любит.

— Считаешь, что разбираешься в людях? Или это после пары бокалов шампанского ты такая проницательная?

— Ну вот опять, — тяжело вздыхаю я.

— Да, прости, не время для сложных разговоров. Тяжёлый и очень длинный день. Спокойной ночи!

И он ушёл. Опять ушёл. Оставив кучу вопросов и острое ощущение потери.

«Как два дикобраза мы тянемся друг к другу, чтобы согреться, но тут же колемся об острые иглы и разбегаемся в стороны». Не помню кто это сказал — Зигмунд Фрейд или другой жутко умный дядька. Только ни один из них всё равно не ответит мне: зачем? Зачем мы с Алексом тогда столкнулись?

Зачем вообще нам всё это? Зачем?

Кто бы мог подумать, что эта взбалмошная девчонка окажется мудрее меня. Но она оказалась права, когда сказала, что нам обоим будет лучше, если всё останется, как есть. Просто договор. Просто секс. Просто живём вместе, пока не надоест.

Ради неё я выбросил всю романтическую подростковую чушь из головы и стараюсь быть взрослым. Как раньше. Хладнокровным, уравновешенным, порой безучастным. Непрошибаемым, циничным, временным в её жизни.

Так нам обоим проще. Мы не пытаемся строить отношения. Не предъявляем друг к другу никаких требований. Мы просто живём.

Секс ради секса, пока он доставляет нам удовольствие, - и больше ничего.

У меня даже получается притворяться. К третьей неделе этого безумного секс-марафона я даже втянулся изображать благоразумие. Делать вид, что мне всё равно. И за невозмутимостью каменного утёса скрывать всё, что творится у меня в душе.

- Укол? - равнодушно переспрашиваю я Вику в кабинете гинеколога. - Ты выбрала укол?

- Среди современных средств контрацепции - это пока лучшее предложение, - поясняет женщина в белом халате. Ухоженная, даже холёная, слегка надменная, неопределённого возраста.

Это не моя знакомая. Вика записалась на приём к участковому гинекологу. И я не стал возражать.

- Противозачаточный укол делается раз в три месяца на пятый день менструального цикла, - поясняет доктор по второму кругу, выписывая рецепт. - Всего четыре инъекции в год. И контрацептивный эффект выше, чем у других гормональных средств - до двух беременностей на сто женщин. При минимальных побочных эффектах и осложнениях.

- Девяносто восемь процентов, - подсчитываю я вслух и едва подавляю вздох.

Три месяца и никакой надежды. «Сколько денег надо дать этой прожжённой эскулапше, чтобы она согласилась сделать фальшивый укол?» - пищит в голове назойливым комаром. Да, я согласился со всеми Викиными условиями. Но так боюсь её потерять, что готов почти на всё. Почти.