Трон Знания. Книга 5 (СИ) - Рауф Такаббир "Такаббир" - Страница 49

Адэр поднялся и окинул взглядом толпу:

— Корабль сожгли по приказу моего отца. Все претензии к нему. — Посмотрел на старика. — Йола, тебя обвинили в краже жемчуга. Только коротко.

— Я раздал его своим людям. Нам нельзя было выходить из резервации, но мы выходили. Нас хватали, а мы откупались.

— Моруна решит, кто из вас прав, а кто виноват. А я оглашу своё решение.

Йола и Йеми встали.

— Я не продам ориентов, — проговорил Адэр, — потому что они не скот. Я не отдам ориентов, потому что они не вещи. Но я не буду удерживать их, если они захотят переселиться в Ориенталь. Но для этого, Йеми, тебе придётся поехать в Грасс-дэ-мор, и самому поговорить с людьми. По-другому никак.

Взмахнул рукой:

— Суд закончен. Расходитесь.

Островитяне неторопливо начали подниматься.

— Живо! Живо! — прикрикнул Адэр и склонился над Эйрой. — Ты ужасно выглядишь. Давай руку, помогу встать.

— Пусть разойдутся, — прошептала она. — Боюсь упасть перед ними.

Адэр присел на корточки. Глядя в осунувшееся лицо, он впервые осознал, что холодность Эйры, строптивость, дерзость — это всё напускное. Как же велика её сила, чтобы утаивать ото всех, насколько она ранима и по-женски слаба.

— Почему моруны сами не правили страной?

На пересохших губах Эйры промелькнул проблеск улыбки.

— Мы живём чувствами, а страной надо править разумом.

— И ни одна моруна не была королевой?

— Ни одна моруна не полюбила короля.

Адэр провёл ладонью по её плечу:

— Посиди. Я сейчас вернусь. — И направился к лесу.

В толпе, не успевшей разойтись, отыскал Йола:

— Где в Ориентале самое красивое место?

— Здесь везде красиво.

— Назови самое красивое место, — потребовал Адэр и посмотрел на Эйру.

Она стянула с головы платок, вытерла лицо.

Йола проследил за его взглядом:

— Малика жрица, а не грешница.

— Ты не о том подумал. У неё завтра день рождения.

— А-а-а… — протянул Йола. — Место на сколько гостей?

— Йола!

— Её нельзя обижать, мой правитель.

Адэр покачал головой:

— Не обижу. — И вновь направил взгляд на Эйру.

Опираясь рукой на спину Парня, она поднялась и пошла к морю.

*

Весь вечер и всю ночь лил дождь. Под утро Адэр замёрз. В кромешной темноте нашёл дорожную сумку, надел куртку и выглянул из хижины. У порога возник охранитель, замотанный в кусок брезента. От него Адэр узнал, что Парень спит у Эйры, Йола на очередном совете старейшин, островитяне сидят на ближнем пляже — слава богу, не в пустыне Совести — и ждут решения моруны.

На рассвете дождь перешёл в ливень. Вода срывала лианы с деревьев, прогибала крыши из тростника. Вдавливая траву в землю, оголяла деревянные столбики, на которых стояли хижины. Если бы не густой травяной покров, опутавший землю корнями, остров превратился бы в вязкое месиво.

На пороге лачуги появилась Эйра: в кожаных штанах и платье, босая. Вцепилась в планки, служившие дверными наличниками, и попросила Адэра не ходить на пляж. Он попытался её удержать, мол, в такую погоду собрания не проводят, ориенты сошли с ума, раз сидят под ливнем, а не разбегаются по домам. Но Эйра только пожала плечами.

Адэр не мог остаться. Как только зайдёт разговор о событиях столетней давности, он заберёт Эйру и своих людей, отправится на шхуну и прикажет поднять паруса. Пусть ориенты сами разбираются в своих грехах. И грехи их сомнительные. Островитяне не знали о том, что творилось в Порубежье. Знали единицы — те, кто перевозил на корабле жемчуг, продукты, лекарства и сыновей морун, — но молчали, подчиняясь приказу бывшего старейшины.

Надевать ботинки не имело смысла. Адэр закутался в брезент, шагнул с порожка в воду и задохнулся от холода. В Ориентале всегда жарко — так говорил Йола. Неожиданный ледяной ливень грозил нарушить экологическую систему и уничтожить удивительную природу. Жаль, что погода испортилась именно сегодня, в день рождения Эйры.

Вода быстро взобралась по штанам к рубашке. Куртка намокла изнутри и потяжелела. Адэр упорно шёл вперёд, превозмогая боль, вызванную судорогами в икроножных мышцах. С содроганием поглядывал на Эйру и не понимал, почему она отказалась накинуть на себя брезент или парусину.

На пляже ливень напитал песок и превратил его в лёд. Хвала Богу, кто-то из охранителей додумался прихватить ботинки. Адэр завязал шнурки и осмотрелся. На опушке леса стояли климы и ветоны, подминая босыми ногами кусты папоротника. Соплеменники Йола окружали старика, взявшись за руки. В сторонке топтался Йеми. Его «группа поддержки» — огромная толпа островитян — сидела на берегу под бурым небом без единой тучи.

Эйра погладила Парня по спине и повернула голову к Адэру. Ему показалось, что она посмотрела сквозь него. От этого взгляда стало ещё холоднее.

— Кого ты признаешь виновным?

— Йола, — прошептала Эйра одними губами.

Адэр выдавил улыбку:

— Нет…

Эйра пошла между людьми к пустынному островку посреди толпы. Адэр смотрел ей в спину и отказывался верить, что она приняла решение сердцем, а не разумом. Чтобы не потерять остров, он бы поступил точно так же, хотя прикипел к старику душой. Правитель обязан кем-то или чем-то жертвовать ради достижения цели. Но Эйра живёт чувствами. Йола делал всё, чтобы спасти горстку своего народа. Обвинения Йеми беспочвенны. Эйра должна оправдать старика перед островитянами. Тем более что когда-то он спас ей жизнь. Или она винит его в смерти морун?

Яркая вспышка ветвистой молнии озарила мертвенно-белым светом небо и море. Адэр невольно сделал шаг назад. Вторая вспышка без раскатов грома выхватила из серой пелены удивлённые лица островитян. Видимо, это явление природы для них редкость.

Остановившись на пустом клочке пляжа, Эйра крикнула:

— Йола!

Ссутулившись, старик побрёл через толпу, вжавшуюся в мокрый песок. Соплеменники несколько секунд стояли, будто их парализовало, и вдруг закружились, взмахивая руками как птицы. Затянули песню похожую на плач чаек. Молния высветила тоскливые глаза, омываемые потоком воды.

— Молятся, — прозвучал сбоку Адэра голос Драго. — Жалко старика.

— Хороший старик, — отозвался Мебо. — Помнишь, как в «Провале» он ставил Иштара на колени?

— Если бы не он, нам была бы крышка.

— Что сейчас произойдёт? — спросил Адэр.

— То, что и в Авраасе, — ответил Мебо. — Йола увидит себя насквозь и превратится в тряпку.

— Это больно, — промолвил Драго. — Очень-очень больно. Помните, как рыдал Праведный Отец?

Адэр помнил, как стаи птиц закрыли небо, как из обители полились подобно раскалённой лаве признания в убийствах и изнасилованиях. Позже Праведный Отец несколько раз пытался свести счёты с жизнью и, в конце концов, разбил голову о стену.

Йола и Эйра опустились друг перед другом на колени. Эйра обхватила ладонями лицо старика и прижалась лбом к его лбу.

— Не могу на это смотреть, — проговорил Мебо и отвернулся.

— Йола! — закричал Драго, вскинув руку. — Йола!

Его крик подхватили ветоны и климы. Парень завыл. Островитяне вскакивали, плакали как чайки, изгибая руки, словно это были крылья смертельно раненой птицы. Всё смешалось: вспышки молнии, потоки воды, боевой клич ориентов, душераздирающее пение, танцы — будто прощальный полёт над землёй.

Перед Адэром развернулась настоящая религиозная мистерия. Ему на миг показалось, что он перенёсся в Авраас, в день Веры, когда Праведный Отец оживил ложкаря. Однако та демонстрация святой силы проходила с меньшим размахом и не производила такого жуткого впечатления.

Кто-то проорал:

— Раскроет уста моруна.

— Откроются двери, — прокричал Мебо.

— Падут стены, — откликнулись Драго и Луга.

Пророчество зазвучало на языках климов и ветонов. Перекинулось на соплеменников Йола. Продолжая кружиться и взмахивать руками, островитяне принялись повторять предсказание, и берег утонул в шуршащих голосах как в надрывном шуме моря.