Трон Знания. Книга 4 (СИ) - Рауф Такаббир "Такаббир" - Страница 45

Малика не понимала, что с ней происходит. Это началось не сегодня и не вчера. Постоянные «качели» — из эйфории в апатию и обратно — проносили её через море противоположных чувств: блаженство и злость, умиротворение и тревога, беспомощность и возбуждение… Когда появился этот маятник? Во время паломничества по Святой Спирали. Каждый день, каждый час Малику кидало то в одну сторону, то в другую, а она списывала всё на усталость.

Виной всему лестница, которую создал древний жрец. Ей нельзя было подниматься по ступеням, нельзя было входить во Врата Сокровенного. Проведя ритуал, чуждый вере морун, она запустила механизм, способный разрушить её сущность. Иначе как объяснить её влечение к Иштару? Она теперь смотрит на него другими глазами: как женщина на мужчину. Разум противился, сердце бунтовало, душа возмущалась, но что-то неведомое, противоестественное тянуло к нему. Будто в неё проникла инородная сущность и пустила по венам яд.

— Позвать лекаря? — спросила старуха, настороженно наблюдая за Маликой.

— Я плохо переношу качку, — соврала она. Даже эта ложь — разве не свидетельство её разрушения? — Голова закружилась. Сейчас пройдёт.

— Я помогу тебе выйти.

— Мне уже намного лучше, — сказала Малика и, собрав остатки сил, покинула каюту.

Стоя с Хёском на носу яхты, Иштар протянул ей руку:

— Иди к нам.

Поставил Малику перед собой и указал на вытянутый алый пирс, утопающий в полупрозрачной утренней дымке. Чуть дальше просматривалось широкое алое побережье, виднелись алые деревья, напоминающие снопы. На пирсе вырисовывались фигуры людей в фиолетовых одеяниях. Местные жрецы.

— Остров Шабир.

— Так быстро? — удивилась Малика.

— Мы идём на самой быстроходной яхте.

На почтительном расстоянии от острова покачивались сторожевые суда. Голые мачты вонзались в мраморное небо. Парусники, сопровождающие правительственную яхту, отстали. Значит, на берег сойдут только хазир, верховный жрец и шабира.

— Этот остров часто называют островом тайн, — проговорил Хёск. — Здесь хранятся тайны, опасные для государства.

Малика усмехнулась:

— Так вот где вы прячете правду.

— Всегда есть нечто, способное разрушить единство страны: будь то история или люди.

— Хёск! Прекрати! — отозвался Иштар.

— Она должна знать, что я думаю, и понимать, что меня волнует.

— Хватит, — прошипел Иштар.

Малика повернулась к верховному жрецу:

— Ты прав. Я должна знать. Говори.

— Ты приехала в самую богатую страну в мире, — начал Хёск, глядя на приближающийся остров. — У нас несокрушимая армия и самый могущественный флот. Мы уничтожили нищету и безработицу. Преступность в Ракшаде ниже, чем во всех странах Краеугольных Земель вместе взятых. У нас нет бездомных детей и брошенных стариков. У нас не ползают на коленях перед хазиром и жрецами. Мы не склоняем головы перед правителями других государств. Даже великий Тезар отходит в сторону, когда говорит Ракшада. Мы никому не позволяем вмешиваться в нашу внутреннюю политику и проводим внешнюю политику, которая выгодна Ракшаде. Скажи, шабира, чтобы ты выбрала для своей страны: правду о давно минувших событиях или единство и процветание?

— Если их невозможно совместить…

— Невозможно.

Борясь с желанием прильнуть спиной к груди Иштара и прижаться затылком к его плечу, Малика промолвила:

— Бог говорит: «Не оглядывайся, если то, что стоит за твоей спиной, тянет тебя вниз».

Вскинув руку, Хёск скрестил средний и указательный пальцы:

— Глас Бога. — И отошёл в сторону.

Иштар сжал плечи Малики и повернул её лицом к берегу.

— Это твой остров, Эльямин, — прозвучал голос, который уже начал сводить с ума. — Здесь ты госпожа.

Алый остров казался живым: песок еле заметно шевелился, деревья-снопы неуловимо меняли форму.

Моряки пришвартовали яхту к причальной стенке. Пирс был усеян бабочками, чьи трепещущие алые крылышки придавали каменному сооружению вид живого существа. Встречающие раскрыли большие веера и принялись ими размахивать. Бабочки вспорхнули в воздух, открыв взгляду гранитные плиты и балюстраду из причудливых золотых завитков.

Жрецы дождались, когда паломники ступят на пристань, и направились к деревьям-снопам, продолжая размахивать веерами. Потревоженные бабочки взлетали с песка как брызги крови. Шелестя бархатными крыльями, кружили подобно искрам костра.

— Это сон? — прошептала Малика.

— Если не отличить — разве это важно? — сказал Иштар.

Процессия приблизилась к алым снопам. Движения жрецов стали энергичнее, шире; размахивая веерами, люди сами превратились в мотыльков, а те стаями вспархивали с удивительных деревьев с бледно-розовой листвой, похожей на клочья паутины. Малика коснулась ветки, на землю посыпалась пыльца. Это не листья — это мелкие, как бисер, цветы…

Миновав деревья-снопы, жрецы сложили веера. Вдоль дорожки росли сказочные растения: раскидистые кустарники, усеянные пушистыми ягодами; деревья с кожистыми или перистыми листьями. Стволы гладкие либо покрытые шипами.

Появились одинаковые дома: шатровые крыши, в дверных и оконных проёмах москитные сетки. И ни единого человека. Словно на остров приехали захватчики и местное население в страхе покинуло жилища.

Заросли кончились и впереди раскинулась пустыня. На бархане высился храм, сотворённый из радужного стекла. На склонах сидели, подогнув под себя ноги, религиозные служители в фиолетовых одеяниях. Выбритые головы были покрыты символическими знаками.

Войдя в здание, паломники очутились в зале, пронизанном разноцветными струнами света. Стенами служили витражи, и только передняя стена была сложена из плотно подогнанных друг к другу больших камней. На некоторых виднелись отпечатки левой ладони: тайники, запечатанные шабирами. Там спрятана история. В стеклянный купол упирались колонны, испещрённые выпуклыми письменами — сверху вниз.

Малика, Иштар и Хёск пересекли зал и вышли на гранитную площадь, в центре которой возвышались десятиметровые мраморные статуи двух женщин, обращённых лицами к храму. На пьедесталах отливали золотом надписи: «Ракшада», «Джурия».

Ракшада выглядела как воплощение силы и власти. На голове диадема. Распущенные волосы спутаны ветром. Подбородок упрямо приподнят, губы плотно сжаты. Ровный нос, высокие скулы, слегка раскосые глаза. Платье подчёркивало мужеподобную фигуру: крепкие плечи, маленькая грудь и узкие бёдра. Руки прижаты к телу, раскрытые ладони направлены к храму. Пальцы и волнообразный подол юбки раскрошены временем, солнцем и солёным ветром.

Глядя на Джурию, хотелось восторженно вздохнуть, настолько гибкой и стройной была фигура, облачённая в обтягивающее платье. Скульптор запечатлел шабиру в танце. Изгиб рук, положение пальцев, постановка головы и разворот плеч — были пронизаны горделивым восхищением, будто Джурия любовалась своим телом. Слегка опущенные веки и приоткрытые пухлые губы говорили о чувственности.

Хёск указал на место рядом с Джуриёй:

— Здесь мы установим твоё изваяние.

Представив себя рядом с красавицей, Малика поёжилась. Как же нелепо она будет выглядеть в мешковатом платье и в чаруш!

— Меня здесь не будет.

— Почему?

— Ракшада — это ум и сила. Джурия — это красота. А кто я? Ты считаешь меня глупой. Иштар заточил меня в мешок и намордник. За оставшееся время я ничего не успею сделать для страны. Моё изваяние унизит настоящих шабир. Потому что я… Я никто.

Иштар велел Хёску уйти и, когда тот скрылся в храме, сказал:

— Я не возьму тебя в жёны.

— Очень рада, — произнесла Малика, испытывая двоякое чувство: облегчение и обиду. Она не так хороша, как Галисия или Джурия.

— Ты не можешь стать цветком, который завянет после одной ночи. Ты должна цвести каждую ночь.

— Хорошо, что ты это понимаешь.

— Я не возьму тебя в кубарат.

— Замечательная новость, — усмехнулась Малика.

— Ты не сможешь цвести среди сорняков. Я ещё не знаю, как обозначу твой статус, но постоянно думаю об этом.