Дочь нечестивца (СИ) - Жнец Анна - Страница 23

Ничего не сказав, Нейт поднялась из-за стола и направилась к выходу. Сердце колотилось, как бешенное. И хотя внешне она казалась невозмутимой, сохранять спокойствие удавалось с трудом.

— Кто это и что ему было нужно? — нубиец набросился на рабыню с вопросами, стоило им покинуть пивную. Нейт остановилась, вынуждая и Гианта затормозить. Посреди оживлённой улицы, в окружении спешащих куда-то моряков и торговцев, она приблизилась к нубийцу вплотную и, поднявшись на цыпочки, на секунду коснулась его носа своим. Евнух замер. Так в Египте выражали самые нежные чувства. Когда он вновь вернулся к реальности, то обнаружил, что Нейт обогнала его уже на десять локтей.

Весь следующий день Гиант думал о том, что случилось на той оживлённой улице, и в конце концов заставил себя признать: Нейт хотела заручиться его поддержкой, этот «поцелуй» ничего не значил. Девушка боялась, как бы нубиец не рассказал номарху о том, что увидел в пивной, но Гиант и не собирался этого делать. Он сам позволил рабыне собой помыкать и за эту ошибку заслужил бы суровое наказание.

Гианта мучили ревность и любопытство. Он хотел знать, что за послание передала Нейт длинноволосому незнакомцу, но, когда об этом спросил, получил в ответ загадочную улыбку. Пока наложница писала, он стоял за её плечом, но видел на папирусе набор непонятных знаков. Впервые в жизни Гиант пожалел о том, что неграмотен.

Ночью он, как обычно, проник в спальню наложницы, чтобы в лунном свете полюбоваться её наготой. Из всех евнухов гарема у него единственного были сандалии — знак высокого положения, но Гиант оставил их в своей комнате: те стучали по плитам пола. Казалось, он двигается бесшумно, но, когда до кровати оставалось всего ничего, Нейт открыла глаза.

Сердце сжалось от страха. Если старик узнает, что глава евнухов навещает по ночам его любимую наложницу… Одно слово, нашёптанное номарху, могло укоротить Гианта на голову.

Ночью, когда лодка Ра уходила под землю, отправляясь в своё опасное путешествие, Гиант складывал с себя обязанности главного евнуха и передавал эстафету страже, которая охраняла ворота в гарем. Любимых наложниц, таких, как Нейт, запирали, и находиться на восточной половине дворца после наступления темноты было опасно. Если кто-то увидит Гианта, покидающего спальню фаворитки номарха или хотя бы просто идущего по безлюдным коридорам гарема, его ждёт верная смерть. Какое безумие им овладело, что он об этом забыл?

— Ты приходишь ко мне каждую ночь. Зачем? — прошептала невольница.

Гиант вздрогнул. Он не знал, что сказать. Язык прилип к нёбу, а губы казались тяжелее гранитных блоков. С кошачьей грацией девушка поднялась с постели. Невесомо коснулась его щеки. Гиант задержал дыхание.

— Ты красивый.

Страх и паника исчезли, сменились болезненным возбуждением. Руки девушки скользили по мускулистой груди, гладили плечи и бёдра, заставляя дрожать под запретными ласками — ласками, которые ему, оскоплённому в детстве, никто и никогда не дарил. Гиант потерял голову. Он был уверен, что спит. Происходящее казалось слишком прекрасным, чтобы быть правдой. Невольница коснулась губами его соска, и евнух, запрокинув голову, застонал. Он говорил себе, что надо остановиться, они рискуют жизнями, беспечно уступая желаниям, что в любой момент в спальню могут войти. Клялся: ещё минута, секунда этого острого, мучительного блаженства — и он оттолкнет любимую, но забывал о своих обещаниях. Теперь Гиант понимал, сколь многого был лишён в жизни. Почему он должен себе в этом отказывать?

Темнота окутала их плотным коконом, отгородив от внешнего мира. Гиант забыл, кто он и где находится. Казалось, будто Нейт непостижимым образом его исцелила, что там, под повязкой, где должна быть искалеченная, навсегда изуродованная плоть, его несуществующий член наливается тяжестью. На мгновение Гиант вновь почувствовал себя полноценным мужчиной. Но иллюзия развеялась, стоило Нейт попытаться приподнять его схенти. Гиант резко одёрнул набедренную повязку, надеясь, что девушка не успела разглядеть его раны. Падать с небес на землю оказалось невыносимо.

— Мне нечего тебе предложить, — сказал евнух с горечью.

«Вот всё и закончилось».

Нейт засмеялась, прижимаясь к Гианту:

— Так уж и нечего?

Бёдра соприкоснулись, и евнух подумал, что чувствует Нейт, вжимаясь пахом в его — искалеченный — и понимая: под повязкой ничего нет. Поглощённый переживаниями, он не сразу заметил, куда прокралась её ладонь. Палец рабыни скользнул в ложбинку между напряжёнными ягодицами. Смущённый, Гиант хотел её оттолкнуть, но не решился. Пока Нейт позволяла себя целовать, гладить обнажённые груди, ласкала в ответ, он был готов на всё. Как же он боялся, что любимая передумает, отстранится! Вспомнит, кто он. Пусть делает с ним, что хочет, только бы ощущать жар её тела, вдыхать запах волос! Лишь бы как можно дольше держать Нейт в объятиях!

Нейт упивалась властью: этот чернокожий гигант дрожал от страсти под её ласкающими ладонями. Она знала, как доставить ему удовольствие. Возможно, первое удовольствие в его жизни! Мысль опьяняла. Руки девушки легли на мускулистые бёдра, попытались стянуть повязку. Нубиец вцепился в ткань, замотал головой в ужасе от того, что любимая увидит его увечье. Представил, как брезгливо скривится её лицо, как она отшатнётся в отвращении. Его захлестнула паника.

— Я хочу посмотреть.

— Нет. Тебе… будет противно.

— Пожалуйста.

Он мог бы уложить её на кровать, опуститься на колени между раздвинутых ног, прижаться губами. И она бы забыла о своём глупом любопытстве…

— Сними схенти.

«Зачем ты меня мучаешь?»

Гиант уронил руки, позволяя себя обнажить. Физически ощутил её взгляд. Стоял, сгорбившись, опустив голову, — боялся посмотреть любимой в глаза и увидеть в них отвращение. Сам себе был противен. Тишина угнетала. Гиант попытался прикрыться, но девушка перехватила его руку, притянула мужчину к себе. Не произнесла ни слова утешения — молча поцеловала, и это было лучшее, что в такой ситуации она могла сделать.

Палец, смущая, вновь проник в его тело. Гиант ни на что не надеялся. Просто стремился всеми силами угодить любимой. Он привык считать, что нож работорговца вырезал у него всё чувственное под корень, отнял эту сторону жизни, такую важную для любого мужчины. Нейт доказала, что он заблуждался.

Гиант не мог заниматься сексом как полноценный мужчина, но целовал возлюбленную, прикасался к ней, с радостью подставляясь под ответные ласки. Ему нравилось ощущать под ладонями её крепкую грудь, прижимать к себе нагое женское тело. Слушать её тяжёлое прерывистое дыхание. Хотелось верить, что Нейт испытывает к нему хотя бы сотую долю тех чувств, которые прочно укоренились в его собственном сердце, но он, жалкий евнух, не женщина и не мужчина, не смел надеяться на взаимность. Гиант подумал, что готов быть с Нейт на любых условиях. Гордость — эту роскошь — могли позволить себе лишь нормальные мужчины и женщины, у которых, в отличие от него, было, что предложить любимым. Да и осталось ли чувство собственного достоинства у оскоплённого в детстве раба? И имело ли оно значение, когда впервые он ощущал, что живёт по-настоящему — ярко и полно?

Первый всплеск удовольствия стал шокирующим открытием. Его тело ещё способно чувствовать! Нейт как-то по — особому дотрагивалась до Гианта внутри, и тело отзывалось. Было горячо, и сладко, и стыдно.

Удовольствие нарастало — томительный жар. Гиант не знал, сможет ли получить оргазм, если нужные для этого органы у него отсутствуют.

Нейт не прекращала его целовать. В какой-то момент рука любовницы скользнула к изуродованному паху. Чужие пальцы дотронулись до Гианта там, где даже сам он не осмеливался себя касаться. Евнух дёрнулся. Попытался вырваться, но Нейт держала крепко. Ласкала повреждённую кожу около мочеточника. Никогда ещё Гиант не чувствовал себя таким уязвимым. Он боялся, что неосторожным движением любовница причинит ему боль, сравнимую с той, что он испытал при оскоплении. Её ласки оживляли старый незабытый кошмар, но и странным образом находили в изувеченном теле отклик. Почувствовав неумолимое приближение разрядки, Гиант не обрадовался — испугался. У него не было члена. Что если страсть, не найдя выхода, разорвёт Гианта на куски? На пике оргазма он действительно ощутил боль, смешанную с удовольствием и облегчением, ликованием и страхом. Это было лучшее, что случилось с ним в жизни.