Кольцо (СИ) - Басов Дмитрий - Страница 37

Рори, поражённый новостью, переваривал услышанное.

— Вы хотите сказать, мастер Макс, что люди раньше жили в воде?

Макс рассмеялся.

— Во-первых, это не я хочу сказать, а наука. А во-вторых, конечно, не люди. Но далёкие-далёкие предки млекопитающих, больше похожие на рыб. Прошли эпохи, менялся климат, происходили всякие катаклизмы, а все существа тем временем видоизменялись в результате разных мутаций. Всё это продолжалось миллионы лет. В какой-то момент так совпало, что на суше стало можно найти достаточно еды и жить в относительной безопасности. Одновременно у части наших предков оказались подходящие способности, позволяющие это сделать: конечности какие-то зачаточные, способность дышать… Так они помаленьку и выбрались на сушу. Ну, а потом всего ничего: ещё сколько-то сотен миллионов лет эволюции — и из них появились и птицы, и звери, и в конце концов — эльфы, люди… Разве вы в школах не изучаете эволюционную теорию?

Рори озадаченно пожал плечами:

— Наша общеобразовательная программа не столь глубока. Я, вообще-то, слышал что-то такое касательно выведения грибков…

Он долго молчал, рассеянно глядя на плескающихся ребят. Потом осторожно спросил:

— Мастер Макс, а вы сами-то в это верите?

— Пожалуй, что да. Есть же всякие ископаемые скелеты; есть реально наблюдаемые изменения в природе, как вы правильно заметили, особенно очевидные в микробиологии. Геном расшифровали… В конце концов, есть просто здравый смысл и логика.

— А как же ваша «Красная книга», Эру?

— Уважаемый Рори, человечество тысячи лет ищет ответы на такие вопросы. Могу сказать только, что лично я думаю по этому поводу. Для меня существование всемогущего, бесконечно сложного, ниоткуда не взявшегося Эру — гораздо более надуманно и неправдоподобно, чем цепь случайностей, в результате которой появилась и жизнь, и разум. Тем более что, возможно, это и не такие уж случайности, а наоборот — закономерности… А вообще, это ведь не взаимоисключающие вещи: бог и эволюция. Эволюция может быть лишь одним из его инструментов. Более того, если Эру создал мир столь изменчивым, то он просто обязан был придумать способ, с помощью которого его творения могли бы приспосабливаться к этому миру!

На веранду выглянул дядюшка Лео:

— Эй, молодежь! А ну, хватит мокнуть! Завтрак на столе. Макс, Рори, пойдем…

Ребята вылезли из воды, завернулись в ярко-оранжевые махровые полотенца и отправились по комнатам переодеваться.

Минут через пять все собрались за столом в гостиной.

— Овсянка… — разочарованно протянул Дэн.

Лео посмотрел на него с сожалением и строго подтвердил:

— Овсянка, сэр.

Элле хмыкнул. Тани рассмеялась:

— Ешь, Дэнчик, это полезно.

Дэн ковырнул ложкой, отправил в рот. Распробовал, кивнул:

— Ничё так. Не то что в интернате.

Лео приподнял бровь:

— Олух царя небесного! Это лучшая овсянка на сто миль вокруг. Гренки бери, — кивнул на большое блюдо с горкой гренок — горячих, золотистых, хрустящих.

Из объёмистого кувшина Лео разлил по чашкам какао. Над столом поплыл сладкий шоколадный аромат с ноткой корицы.

Некоторое время все молча завтракали. Лео посмотрел на уплетающих за обе щёки гостей (отдельно убедился, что гном не отстаёт от остальных), удовлетворённо кивнул и с достоинством удалился.

После завтрака компания собралась в путь. Такси запаздывало, и какое-то время они стояли у ворот. Макс о чём-то переговаривался с провожавшим их Лео. Ребята больше молчали. Наконец подкатил минивэн.

На прощание Лео крепко обнял Тани, с Максом и ребятами обменялся рукопожатием. Макс, разминая онемевшую от стальной хватки руку, с интересом смотрел, как Лео будет прощаться с Рори: внушительная пятерня гнома казалась высеченной из камня. Но хитрый старый моряк лишь раскланялся с Рори по-гномски — уважительно и витиевато.

Наконец погрузились, и машина покатила в сторону вокзала.

Ехать сразу в Мидланд ребят убедил Макс. «Это кольцо в своё время какие только спецы ни смотрели. И ничего в нём не обнаружили. При всём моём уважении к леди Хельмдинг, боюсь, она вряд ли что-то добавит к их выводам. Если кто-то и поможет — так только эльфы. А у Элле в Форлине знакомства, может, организует нам встречу с кем-нибудь…»

Экспресс мчался по прямой, как стрела, эстакаде на северо-запад, оставив уже далеко позади пригороды Сарона. Между Арнором и Мидландом экспресс делал всего две остановки; оставалась только одна — в Хоббитоне.

Макс безучастно смотрел в окно: пейзаж за стеклом казался ненастоящим. Герметичный салон, шумоизоляция; кондиционированный, неприятно искусственный воздух; ненавязчивая музыка с навязчивой рекламой вперемешку. Экспресс двигался настолько ровно, что казалось — он стоит на месте, а окна — лишь экраны, по которым крутят нудное бестолковое кино: укрытые зеленью холмы, разноцветные поля, фермы, бесчисленные неизвестные городки, ленты автострад, мосты — и так без конца и смысла.

Припомнилось из далёкого детства…

Старые-престарые рельсы на чёрных просмолённых шпалах. Лето, жара. Аромат трав, замешанный на крепком настое смолы и горячего железа… Запах странствий.

Зелёный обшарпанный вагон раскачивается со скрипом и мерно стучит колёсами по стыкам. Все окна в вагоне опущены, но всё равно жарко. Вдоль прохода летают пушинки одуванчиков.

Он выходит в тамбур. Здесь чуть прохладнее и шумнее. Из-за двери в соседний вагон постоянно доносится мощный металлический лязг, будто там ворочается огромный поверженный на землю рыцарь, закованный в латы.

Дверь вагона — та, что слева — открыта настежь, на пороге сидит, свесив ноги на улицу, здоровенный дядька в расстёгнутой форменной рубашке. Проводник. Одну руку он положил на поручень, в другой держит тёмную деревянную трубку. Он изредка затягивается, выпускает несколько колец, потом смотрит, как они уплывают назад, быстро расплываясь в набегающем воздухе. Глаза его щурятся от солнца, лицо мечтательное, но при этом мужественно-суровое. Это из-за большого красивого (странно, но так) шрама через всю щёку.

Оглянувшись на хлопнувшую дверь, он окидывает Макса внимательным долгим взглядом.

— Здорово, — говорит он низким, чуть треснувшим голосом. — Присаживайся.

— А можно? — спрашивает Макс.

— Вообще-то, нельзя. — Дядька щурится на небо, затягивается, выпускает клуб дыма. — Но если не боишься, я разрешаю.

Говорит он медленно, веско. Каждое слово — как отломанный шар от чугунной гантели. Отломил — положил. Отломил второй — положил рядом.

Максу лет двенадцать. Он солидный самостоятельный пацан. Вроде бы сидеть, свесив ножки, уже не по возрасту. Но, во-первых, нельзя, а во-вторых, можно. В-третьих, хочется.

Он осторожно опускается рядом с проводником. Порог, до белого металла отполированный тысячами ног, слегка обжигает — нагрелся на солнце.

— Садись, садись. Тут чисто, я протёр.

Состав едет грузно и не спеша: впереди разъезд, и перед ним поезд еле крадётся.

— Такие, брат, дела, — сложил три чугунных шара проводник. — Горн.

— Макс.

Поезд дёрнулся; Горн зажал трубку в зубах, освободившуюся руку положил Максу на плечо.

— Придержу-ка я тебя от греха подальше. Далёко едешь?

Как на самом деле звали того проводника? Время стёрло имя; «Горн» — из книжки про благородного пирата — пришло на ум как-то само собой. И куда они ехали тогда? Не вспомнить… Может, на море? Да нет, вряд ли, это ведь был не скорый, а какой-то местный, захолустный поезд… Поезд недальнего следования.

— Это лучшее место на дороге. Тишина. Травы по пояс. А вон там, у леса — колодец… Каждый раз еду и думаю: вот бы в отпуск сюда. На недельку.

— Не получается? — понимающе говорит Макс.

— Может, и так. А может, просто не хватает решимости плюнуть на всё.

Он вздыхает, дымит трубкой. Потом они долго молчат, смотрят, впитывая свет, запах лета и дороги, стук колёс, настроение…

«Да, это были поезда… Настоящие! А что они вспомнят через тридцать лет?» — Макс поглядел на ребят, смеющихся, громких, азартных.