Неправильная сказка - Тебнёва Елена - Страница 16

Если я жива.

Хорошее уточнение. Правильное. И в привычную картину мира укладывалось лучше, нежели то, что я действительно попала в другой мир. Может, я до сих пор лежу на асфальте или в больничной палате, утыканная иголками и обмотанная проводами, в то время как мое сознание заблудилось в созданной им же нереальности…

Да, так оно и есть. Надо в это просто поверить. Так будет лучше. А убедить себя несложно. Да?

— Ты — мой бред. Совершенно точно. Неправильный бред, — загрустила я и всхлипнула, до того себя жалко стало.

Ну вот что за невезение, и на пороге смерти нормального мужчину встретить не судьба, даже собственное подсознание не подыграет! Мама говорила, что это самое важное в жизни, а я не верила. Может, зря? Теперь и не узнаю. Печать.

А с другой стороны… Если это бред, можно делать все, что угодно, и не терзаться муками совести.

— Ты сказал, что я ничего не знаю и не понимаю, — горестно вздохнула я. — А с чего бы мне понимать, если я вообще из другого мира?! А? В моем мире и ты бы ничего не понимал… У нас в небе не чентоли летают, а самолеты, трава на людей не нападает, и вода горячая прямо из крана течет, и магии нет… А я сюда попала. В эту проклятую сказку! Насквозь неправильную…

— Почему же неправильную? — спокойно спросил Йонто.

Он меня слушает? Отлично! Сейчас я все-о-о выскажу!

— А потому что в правильной сказке я оказалась бы в теле юной красотки, обладающей огромной магической силой, к ногам которой принцы штабелями укладываются. А здесь что?

— Что?

— Тело то же самое, возраст прежний, магии нет, и, главное, ни одного хотя бы самого завалящего принца не видно! — пожаловалась я.

— А я не подойду? — хмыкнул Йонто. Ага, самому смешно…

— Ну какой из тебя принц, — махнула я рукой. — Живешь в лачуге, по лесам как сумасшедшая белка носишься, о манерах понятия не имеешь… И вообще, ты не в моем вкусе! Я это… блондинов люблю. Постарше…

Мой бред снова хмыкнул и присел на край постели. Он вполне реально пах травами и, если уж честно, конкретно в нем ничего бредового совершенно не было.

Я потянулась и все-таки коснулась влажных волос. Настоящий. Как и этот мир. Как бы я ни пыталась себя обмануть…

Бессильно уронив руку, я зажмурилась, крепко-крепко, чтобы ни одна слезинка из-под век не выкатилась, и тихо сказала, не заботясь, услышат ли меня:

— Я знаю, что это правда, что это не Земля, но… Я не хочу верить. Не хочу признавать. Ведь тогда получится, что я не смогу вернуться! Понимаешь? Я не знаю, с чего начать, у кого просить помощи и кому можно довериться! Я хочу проснуться… И понять, что все это было сном. Но… так не будет. Как бы я того ни хотела. И что мне с этим делать?

— Не надо было давать тебе то лекарство, — пробормотал Йонто.

И на этой радостной ноте я отключилась, успев загадать проснуться в собственной постели. Или хотя бы в своем мире, пусть даже и на холодном асфальте.

Когда Ана наконец-то угомонилась, Йонто осторожно встал, накрыл ее одеялом и задумался.

Другой мир, значит? Звучит безумно, но, если принять это как факт, все вставало на свои места. Непривычная внешность и имя, странное сочетание страха и бесстрашия, незнание языка и нежелание говорить о себе… Само ее поведение, словно она и правда оказалась в совершенно чуждом мире.

Можно было предположить, что она пришла из-за Чентолева хребта, но, Великий предок свидетель, в другой мир поверить легче.

И не она ли — та самая причина, по которой шэт-шан столь безоглядно рвал пространство? Ведь он явно что-то искал.

Кого-то?

— Тебя? — едва слышно прошептал Йонто, вглядываясь в лицо спящей. Из-под темных ресниц выкатились слезинки, прочертили дорожки на щеках, и он протянул было руку, чтобы стереть их, но так и не решился коснуться бледной кожи. — И что же мне теперь делать?

На улицу он все-таки вышел. Присел на крыльцо, бездумно уставился в усыпанное звездами небо.

Ночь обещала быть долгой.

Меня кто-то звал, тихо, но настойчиво, и этот зов рассеивал сон, гнал его прочь. А мне так не хотелось просыпаться! Я всеми силами противилась, стараясь удержать блаженную дрему, цепляясь за нее… и зная, что не удастся, что придется очнуться и вновь оказаться…

Где?

В чужой постели. В чужом доме. В чужом мире.

Воспоминания нахлынули, отрезвили, и сон все-таки рассеялся, уступая меня пугающей реальности.

Когда я неохотно открыла глаза, комнату заливал солнечный свет. Такой яркий, ослепляющий даже, что не сразу осознала: комната — моя собственная.

Зажмурившись, я медленно досчитала до десяти и, боясь, что все исчезнет, приподняла ресницы.

Не исчезло. Ни неровно задернутая занавеска, ни упавшая на коврик да так там и забытая недочитанная книга…

Рывком сев на постели, я ошеломленно вертела головой, рассматривая до мелочей знакомую обстановку. Сон. Значит, это действительно было всего лишь сном! Безумным, страшным и невероятно глупым!

Я длинно выдохнула и закрыла лицо руками. И только тогда поняла, что плачу. Засмеялась, отерла щеки… и вздрогнула от легкого стука в дверь.

— Вставай, соня!

Голос звучал бодро и настойчиво. Знакомо…

Мама?!

С кровати меня словно ветром сдуло. Распахнув дверь, я уставилась на невысокую женщину. Красивую, выглядящую гораздо моложе своих лет и сейчас как-то по-особенному счастливую. Такой я ее и не видела никогда. Даже на всех ее свадьбах. Кстати о них…

— Что ты здесь делаешь? — спросила я. — Ты же должна быть в свадебном путешествии!

— О чем ты? — слегка нахмурилась мама и коснулась прохладной ладонью моего лба, который, казалось, пылал. — Ты все еще нездорова? Так и знала, что нужно было оставить тебя в больнице, но вы с сестрой просто невыносимы… Она, между прочим, уже десять минут на улице ждет. Сказать, чтобы уезжала без тебя?

Ева? Ждет меня? Уже и не помню, когда мы вместе куда-то ходили… Впрочем, о том, что вообще куда-либо собирались, тоже не помню. А голова действительно болит. Слишком нехорошим и тяжелым был сон, до сих пор не отпустил. Один в один болотная трясина.

— Я здорова, — через силу улыбнулась я. — Сейчас оденусь…

Помню или не помню, не важно. Нужно выйти, проветриться, избавиться от ощущения, что я все-таки завязла в болоте. Встряхнуться.

Спешно приведя себя в порядок и натянув первое попавшееся платье, махнула маме рукой и открыла входную дверь. Вот только увидела вовсе не лестничную площадку, а просторную комнату с высокими потолками и темными деревянными стенами, украшенными резьбой. И тянулась через нее красная с золотыми узорами дорожка, так и маня ступить на нее.

Я и ступила, совсем не удивившись ни легким тканевым туфелькам, оказавшимся на моих ногах, ни расшитому серебром белоснежному наряду, сменившему мое простое платье. Я шагала по дорожке, словно зачарованная, и до боли в глазах смотрела вперед, где, заложив руки за спину, стоял высокий мужчина. В льющемся словно отовсюду ярком свете его одежда пламенела всеми оттенками красного. Черные волосы свободно спускались до перехваченной широким поясом талии, черные же глаза на аристократически бледном лице с идеальными чертами казались бездонными. И я шла, завороженная ими, словно летящий на свет мотылек, и не могла ни остановиться, ни повернуть назад.

— Так вот ты какая, — улыбнулся мужчина, протягивая руку. Показавшаяся из-под длинного широкого рукава кисть была бела, изящна и хрупка. Обманчиво хрупка, откуда-то я точно об этом знала. — Не бойся. Я не причиню тебе вреда. Как же долго я тебя ждал…

Мне оставалось сделать всего пару шагов. А если протянуть ладонь, то прямо сейчас коснусь длинных тонких пальцев, унизанных кольцами. Если протянуть ладонь…

Я замерла. Не отводя взгляда, медленно подняла руку. И тут же опустила ее, потому как из ниоткуда раздался голос:

«Ничего не делай, ничего не трогай, ни с кем не разговаривай».