Анатомия теургии (СИ) - Скумбриев Вадим - Страница 24

Стиснув зубы, она заставила себя подняться и прислушалась к ощущениям. Боль оставалась чистой, даже заметно ослабла — значит, рана заживала. А может, эта Джаана что-то сделала. Кто его знает.

Она осмотрела комнату. Ничего особенного, разве что кто-то потрудился обыскать её и забрать всё, что могло напоминать отмычку. Даже заколку для волос не забыли. Впрочем, её вообще лишили всего, вплоть до одежды — вместо неё в шкафу висело скромное серое платье. Из хорошей ткани, ладно скроенное, но без изысков. Забрали и бельё, оставив взамен новый комплект. Видимо, отняли у кого-то из служанок. Хотя какая вообще разница, где Тостиг берёт женское бельё?

Странное дело, думала она, одеваясь. Ещё три года назад никто из ведьм не воспринимал Красного короля всерьёз. Да, он начал наводить в столице свои порядки, окончательно рассорился с братом, а страна раскололась на две части — но все думали, что вскоре это прекратится, и уж точно их не затронет. Она тоже так думала, чего уж там. Но, конечно, ничего не прекратилось.

На всякий случай она проверила дверь — та действительно была заперта. Не то чтобы Гита сомневалась в этом, но она предпочитала быть уверенной.

Оставалось окно. Норна распахнула его, в лицо дохнуло ледяным воздухом. Солнце уже взошло, но почти не давало тепла — обычное дело для Хельвега. Хотя в лесу, пожалуй, было холоднее.

Она посмотрела вниз — высоко, к тому же внизу слегка занесённая свежим снегом брусчатка. И стена гладкая, без хоть каких-нибудь выступов, да и не умела Гита лазать. А колдовать не могла.

Пришлось закрыть окно — по коже пробежали мурашки — и сесть на кровать, закутавшись в одеяло. Проклятое зелье давало о себе знать, теперь мороз будет преследовать её ещё долго. Нечего и думать побеге, пока руки закованы в иттриевые браслеты.

Нужна отмычка. Не то чтобы Гита умела ей пользоваться, но времени у неё было предостаточно — она считала, что вполне сможет научиться. Да и вряд ли в этих тонких полосках металла спрятан сложный механизм. Было бы желание, а оно у норны было огромное.

Уж точно она не собиралась принимать предложение Тостига — если оно вообще будет.

Из раздумий Гиту вывел стук в дверь и лязганье задвижки. Как же скоро, мелькнуло в голове. Король не откладывал дела в долгий ящик.

А потом она увидела вошедшего.

— Ты! — норна вскочила на ноги, сбросив одеяло и едва не упав — голова снова закружилась, да так, что пришлось схватиться за спинку кровати. Её тут же подхватили чужие руки, Гита дёрнулась, пытаясь вывернуться, и бок ответил уколом боли, да таким, что норна бессильно обмякла. Лишь через несколько мгновений звон в ушах стих, и она встретилась взглядом со знакомыми холодными глазами.

— Осторожней, — сказал светловолосый хускэрл, мягко опуская Гиту на кровать. — В следующий раз меня рядом может и не быть.

— Зачем ты здесь? — прошептала норна.

— Это я должен спрашивать. Почему ты здесь? Ведь я дал тебе шанс уйти. Тогда, в отеле.

— Значит, я не ошиблась.

— Нет. Ошиблась, когда не поняла меня.

— Я всё прекрасно поняла! — она приподнялась на локтях. — Но уходить пришлось с боем. Ты, наверное, знаешь.

— Это уж точно, — он горько усмехнулся. — С твоего заклятия началась Йольская ночь, колдунья.

— Она началась с приказа короля.

— Он хотел обойтись без крови. И обошёлся бы, если бы не ты.

Он старался говорить твёрдо, но Гита наслушалась неумелой лжи, чтобы поддаться на подобное. Чтобы ложь звучала убедительно, нужно или быть прекрасным актёром, или самому верить в произносимые слова. И никак иначе.

Светловолосый хускэрл — не верил.

— Я всего лишь защищалась, — прошептала Гита. — И тоже хотела уйти без крови. И ты правда думаешь, что если бы не это, всё закончилось бы мирно? Я знаю, что творилось на улицах. Люди будто стали демонами. Думаешь, без меня это не произошло бы? Скажи правду. Здесь только ты и я.

Он молча сел на кровать рядом с ней.

— Понимаю, — вздохнула норна. — Как твоё имя? Может, мы никогда больше не увидимся, но всё равно хочу знать.

— Кенельм.

— Отлично, — Гита позволила себе улыбнуться. — Я как-то не подумала спросить его тогда, в первый раз.

— Оно было тебе не нужно, — усмехнулся Кенельм.

— Да, верно. Тогда. Не сейчас.

— А сейчас — нужно?

— Ты один из немногих людей в этом доме, кто мне нравится, так что да.

— Жаль, что я никак не могу помочь тебе.

— А хочешь.

— Да, — признался он. — Король — человек разумный и умеет думать наперёд, но я не знаю, что он сделает с тобой. Скорее всего, предложит амнистию в обмен на службу — в последнее время он часто это делает. Правда, не для норн. Но их ещё и не было здесь… ты — первая.

— Ты знаешь, что я ему отвечу.

— Знаю. Поэтому и не могу сказать, что случится. Но и не хочу, чтобы тебе навредили. Соглашайся, колдунья. Это лучший путь из всех, что у тебя сейчас есть.

Лучший… вот сейчас Кенельм не лгал. Вернее, он сам верил в свои слова, неподдельно, искренне. Настолько, что сама Гита на мгновение заколебалась. А что, если так и есть? Она не давала никаких клятв верности, лишь собиралась договориться с Чёрным королём. Она вполне может согласиться.

Вот только, пожалуй, возненавидит себя после этого. Не потому, что Красный король — восьмёрник, а потому, что никуда уже не получится уйти от ощущения крысы, мечущейся из угла в угол. Гита всегда презирала людей без чести, тех, кто готов служить кому угодно, лишь бы тот платил хорошо. И даже то, что она в плену, ничего не меняло.

Нет, она не согласится. Это уж точно.

Кенельм понял.

— Печально, — он вздохнул. — Я надеялся, ты услышишь голос разума.

— Уйди, — Гита отвернулась. — Поцелуй ручку своему королю, пусть он отправит тебя на очередную бойню. А я останусь сама по себе.

Он ничего не ответил. Просто поднялся и, снова вздохнув, вышел прочь. Лязгнула задвижка — и наступила тишина.

Гита уткнулась носом в подушку, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы.

* * *

Курьер Меаччи появился во дворце внезапно, впрочем, они всегда появлялись будто из ниоткуда. Письмо было адресовано самому королю, и раз уж отправитель не поскупился на доставку, значит, это действительно было срочно.

Эльфгар увидел его во дворе, возвращаясь с прогулки, но не придал этому значения — в конце концов, мало ли кто мог писать королю? Лишь когда тот позвал его к себе и, хмурясь, протянул сложенный лист бумаги со сломанной печатью, шериф понял: весть касалась его напрямую.

Когда он разворачивал письмо, то ещё был правителем Фьёрмгарда, ему подчинялся целый шир, а домом было целое поместье с обширным садом. Когда же он пробежал глазами первые абзацы, всё это рассыпалось прахом. В один миг он стал титулованным нищим, без денег и крова, и жгучая ярость захлестнула ум.

— Мы вернём его, — король внимательно смотрел на шерифа. Тот поднял на него тяжёлый взгляд, передавая письмо Деорингу:

— Верю.

— О какой колдунье говорится в письме?

— Альма… Альма Веллер. Другой такой я не знаю, — слова приходилось выталкивать, а ненавистное имя снова заставило кровь кипеть. Зря он тогда не отправил людей убить её, что бы там ни говорил молодой маг.

Зря он допустил, пусть даже на минуту, что ведьма может встать на его сторону.

— И она действительно могла сотворить такое?

— Я ведь рассказывал, — Эльфгар поискал глазами кресло и, подвинув его ближе, рухнул в него. — Она оседлала осквернённого волка. И не знаю, что умеет ещё.

— Отец… — подал голос Деоринг, и Эльфгар услышал ту же ярость, что бушевала в его душе.

— Молчи! — рыкнул он. — Дочитал? Отдай письмо королю.

Деоринг подчинился. Прекрасно. Придётся дать ему волю — но чуть позже, когда этого не увидит Тостиг. Ни к чему королю видеть, каков из себя один из его вассалов. Слишком легко неправильно всё понять.

— Если Гарольд проиграет, в тот же день ты вернёшь своё, — сказал Тостиг.

— Знаю.