Тихий маленький город (СИ) - Дашевская Анна Викторовна "Martann" - Страница 34

Когда чай закончился, Варвара засобиралась – мол, сериал скоро начнётся, а вы тут ещё поговорите, – и ушла. Иван Ксенофонтович помолчал, потом сказал:

– Тут тебя спрашивали. Ну, тем, кто за травами приходил, я сказал, что ты будешь во вторник, правильно? Ещё хозяин барского дома заявился. В субботу около полудня. Записку оставил, – загорелая рука вытащила из кармана ветровки конверт и положила на стол.

– Говорил что-нибудь?

– Нет. Будет звонить.

– Ну, пусть звонит, – разрешила я. – Иван Ксенофонтович, не тяните кота за неподходящие для этого детали, я же вижу, что вы самое интересное оставили на конец.

– Самое интересное? – сосед ухмыльнулся. – Вчера с утра приковылял бывший наш милицейский начальник. То есть, тьфу, полицейский.

– Афанасьев, что ли? – не поверила я своим ушам.

– Он самый. С палочкой, вида самого прежалостного, говорит еле-еле, будто на каждой букве заикается.

– И чего хотел?

– Известное дело, чего они все хотят? С тобой поговорить да посоветоваться.

– Ну ладно… – я пожала плечами. – Мне не жалко, пусть советуется. Этого добра у меня как грязи, советов-то!

– А ещё мент твой являлся, – Тут Иван Ксенофонтович нахмурился. – Вопросы задавал, да не по делу, а про тебя. Мол где, да куда, да с кем, да когда. Ты вот что, Настя… У тебя с ним любовь, или так, для здоровья?

Тут я слегка поперхнулась. Однако, сосед… проворно роет, старый крот![3]

– Не знаю, Иван Ксенофонтович. Как пойдёт.

– Вот что, ты смотри, если пойдёт не туда, куда надо… найдём, куда тебя отправить, чтобы и духу твоего не нашёл этот тип. Видывали мы таких… следователей-расследователей.

Глаза его сверкнули, он выпрямился, и я поняла, что ничегошеньки о самых близких соседях не знаю. Он ведь офицер, вон какая выправка, никаким огородом, никаким возрастом не скрыть. И, видно, хлебнули лиха они оба – и Иван, и Варвара, – прежде чем осели в тихом Кириллове.

– Спасибо, – только и смогла выговорить. – Но думаю, до этого не дойдёт.

Сосед попрощался и ушёл. Я заперла за ним дверь, привычно насыпала соляной круг и, зевая во весь рот, отправилась спать. Кот потоптался на моих ногах, свернулся калачиком и заснул даже быстрее меня. Уже проваливаясь в сон, я подумала: «Интересно, кто же придёт завтра первым?».

И не угадала.

Первым, даже раньше бабки Марьяны, появился участковый.

Аккуратно перешагнул соль, которую я небрежно отодвинула тапком, и проследовал на кухню. Мы с котом переглянулись, и я шёпотом спросила:

– Это что, это он знает, зачем я круг насыпаю?

Крис дёрнул шкурой на спине, что я перевела как «на глупые вопросы не отвечаю» и пошёл следом за гостем. Я задержалась – собрала соль веником и высыпала в мусорный пакет.

На кухне шла церемония знакомства. Кот запрыгнул на стул, участковый протянул ему указательный палец и терпеливо ждал, пока их сиятельство соизволят понюхать предложенное и потереться усами, сперва правой стороной, потом левой.

Я включила чайник и сказала:

– Михал Матвеич, подождёте пять минут, я хоть зубы почищу?

Где пять, там и десять; уже понятно было, что в душ мне раньше вечера не попасть, так что я быстро натянула джинсы и футболку, причесалась и умылась. Ну и зубы, конечно, почистила.

На кухне чайник вовсю кипел, кот умывался, участковый покусывал солёный ржаной сухарик. Идиллия, да и только.

– Как ваша спина? – поинтересовалась я, выставляя на стол хлеб, масло, сыр и мёд. – Мазь используете?

– Угу.

– Каждый вечер?

– Угу.

– А неправду говорить нехорошо.

– Знаешь, Настя, я, когда вечером домой приползаю, так мне уже не до мази. Может, у тебя найдётся не вечерняя, а утренняя?

– Утренняя? – минутку подумала, потом решительно кивнула. – Сделаю. Сегодня у нас вторник, приходите в пятницу, как раз готова будет. Но вам придётся минут на десять раньше вставать, чтобы втереть мазь в поясницу и потом полежать хоть чуть-чуть.

– Это я переживу, – ответил повеселевший участковый. – А ты, Настя, говорят, в Санкт-Петербург уезжала?

– Не уезжала, а съездила на три дня, – въедливо поправила я. – Да, вот только вчера вечером и вернулась. А кто говорит?

– Да все, – он пожал плечами. – Тебя три дня не было, так информация нашу левую сторону три раза кругом обошла и вернулась… как в испорченном телефоне. Поэтому, – он смущённо откашлялся. – Вот!

В короткопалой руке была зажата картонка размером со стандартный лист А4, с пришпиленным степлером листом обычной бумаги. С любопытством я подняла листок, и оторопела. Разноцветными фломастерами были написаны буквы, разного размера, одни прямые, другие не очень; какие-то украшали цветы и листочки, на одной были нарисованы самолёты, а ещё на одной – ёжики, целая семья. Надпись гласила: «Настя, оставайся с нами!».

К глазам подступили слёзы; я от души высморкалась в подвернувшуюся бумажную салфетку и сердито сказала:

– Господи, съездила на каких-то три дня, навестила мамину могилу, и вернулась. Мой дом – тут, никуда я не уеду.

«Если не вынудят» – добавил внутренний голос.

Неловкую ситуацию спасла бабка Марьяна, застучала в дверь и громко позвала:

– Настя, ты дома? Я смотрю, дверь у тебя нараспашку, думаю, может, залез кто?

– А ты, Марьяна Павловна, клюкой злодея бить собиралась? – громко спросил участковый.

– К твоему сведению, Михал Матвеич, я без клюки хожу. И ещё сто лет буду, – с достоинством ответила старуха, вплывая на кухню.

Я только-только успела сунуть рисунок в буфет, в ящик с вилками и ложками.

Впрочем, Марьяна засиживаться не стала. Забрала своё промывание, попросила ещё сделать успокоительный чай для племянницы, которая вот в выходные должна приехать, бедная девочка разводится и очень нервничает, и ушла. Засобирался и участковый.

– Михал Матвеич, а вопрос можно?

– Ну, спрашивай, – он уселся снова на тот же стул и недвусмысленно покрутил в руках пустую чашку.

Я налила и снова поставила чайник, села напротив, подпёрла подбородок ладонями.

– Афанасьев давно в Кириллове живёт?

– Всю жизнь. Он здешний, и родители его, и бабка с дедом тут жили.

– И вы их знали?

– Да кого как… – участковый задумчиво почесал в затылке. – Бабку и деда, наверное, видел, когда мальчишкой был, но это как-то не отложилось. Матушка Колина, Вероника Анатольевна, была не здешняя, откуда-то из Сибири, не то из Омска, не то из Томска её Иван привёз. Она умерла рано, Николаю едва десять лет сравнялось. Ну, а отец его, Иван Николаевич…

Он покачал головой.

– Что?

– Да дрянью он был, вот и всё. И слов других нет. Вероника не просто так рано ушла, говорили, что бил он её. Лицо не трогал, она была красавица редкая, лупил по корпусу и по рукам-ногам. Чтобы всё одеждой скрывалось.

После её смерти отец Кольку сразу в интернат сдал, только…

Участковый сделал большую паузу, словно взвешивая дальнейшие слова. Потом махнул рукой.

– Мало и Ивану не показалось. Дня три-четыре прошло после похорон, когда встретила его на улице твоя бабушка. Агния Николаевна. Сказала что-то, Иван развернулся и пошёл за ней следом. Сюда, в этот дом. Не знаю уж, о чём они говорили, только Афанасьев дом запер, сына увёз и сюда более не возвращался.

– Уехал в Ростиславль?

– Да, он там служил в… Ну, сама понимаешь, где.

– Понимаю.

– Говорили мне тамошние знакомые, что пить он стал по-чёрному и болел очень. К сорока годам стал совсем плох и его по выслуге лет приказом отправили на пенсию. Короче, прокляла его Агния Николаевна, не дожил он до генеральских лампасов.

– И правильно, – согласилась я. – Похоже, не просто пустой человечишка был, а ещё и гнилой внутри. Ну, а сын в него пошёл?

– Колька? То есть, теперь господин подполковник, Николай Иванович? – участковый ухмыльнулся. – Да нет, пожалуй. Его бы в хорошие руки, цены б ему не было, но и так – служил честно, подлостей никому не делал, если мог помочь, то помогал. Ну, теперь-то одному богу известно, что с ним будет.