Одиночка (СИ) - Салах Алайна - Страница 40

Даже не знаю, какое чувство сильнее: облегчение, что не пришлось скакать по этажам в поисках телефона, либо же стыд перед мужчиной, стоящим в дверях, потому что он это видит. Пусть за солью мы с Павлом друг к другу не ходили, но здоровались почти каждый день.

— Я очень извиняюсь, что так поздно…

Ошарашенный взгляд соседа опускается по мои босые ступни и перемещается на гору вещей, сложенных у противоположной двери.

Сжав кулаки, я проглатываю унижение.

— Разрешите, пожалуйста, позвонить.

— Проходите, конечно… — бормочет он, отступая. Видно, что смутился и не знает, как себя вести. Его-то семья совершенно нормальная: миловидная жена в декрете и двое дочурок-погодок. — Сейчас…

Он исчезает в квартире, оставив дверь открытой, и спустя несколько секунд возвращается с телефоном в руке.

— Может быть, все-таки пройдете? — осведомляется уже бодрее, заметив, что я по-прежнему стою на придверном коврике.

— Спасибо, — слабо улыбаюсь я, переступая порог. — Мне только один звонок сделать.

Павел вручает телефон и тактично выходит из прихожей. Вариантов, кому позвонить, не так много: толькомама и Ксюша. Но маме я звонить не хочу — стыдно. Они с Олегом столько для меня сделали: дали прекрасное образование, окружили заботой, купили, в конце концов, квартиру и помогли сделать в ней ремонт… Мечтали увидеть меня счастливой. Такое зрелище станет для них шоком.

Значит, остается Ксюша. И кстати, у нее есть запасные ключи от моей квартиры, оставленные для полива цветов на время недельного отъезда. Да, надо звонить ей. Может быть, она даже не спит, гоняя свои обожаемые сериалы.

Гудок, еще один, за которым раздается недовольное сухое «Алло». Еще бы. На часах глубоко за полночь, а номер незнакомый. Чудо, что прагматичная Ксюша вообще взяла трубку.

— Это Даша, — выпаливаю без прелюдий. — Нужно, чтобы ты меня забрала от Димы. Это очень срочно. У меня ни денег, ни телефона. Ключи от моей квартиры ведь у тебя? Захвати их тоже.

В трубке слышится неопределенное кряканье, а потом лаконичное «Поняла, скоро буду». У каждого в жизни должен быть тот, кому можно вот так позвонить среди ночи и без лишних расшаркиваний сказать: «Бросай всё и срочно приезжай ко мне».

— Спасибо вам большое. — Я возвращаю подошедшему Павлу мобильный и в нерешительности пячусь назад, к раскрытой двери. — Очень выручили. Подруга сказала, что скоро меня заберет.

— Так подождите ее у нас, — указывает он в глубину квартиры, откуда льется свет. — Или вы планировали вещи собрать? Я могу дать пакеты.

Вещи. О них я даже не подумала. А может, ну их к черту? В квартире у меня есть и другие. А с этими Дима пусть сам разбирается.

— Если вас не затруднит, можно парочку? — соглашаюсь я, смалодушничав.

Невозможно не думать о том, как удивятся соседи, когда наутро увидят гору женских вещей возле квартиры, в которой я жила.

В дополнение к огромным икеевским сумкам Павел выдает мне домашние тапочки и, несмотря на смущенные протесты, помогает собирать вещи. Мир совсем не дерьмо. В какой бы тупик ни завела жизнь, вокруг обязательно найдутся те, кто протянет руку помощи.

На кухне отзывчивых соседей я провожу около двадцати минут, пока на телефон Павла наконец не перезванивает Ксюша и не сообщает, что ждет внизу.

Сказав очередное «спасибо» и пообещав себе непременно отблагодарить семью Павла за доброту, я взваливаю на плечи мешки и выхожу в подъезд. В пижаме, поверх которой надет вязаный свитер, и в чужих домашних тапочках. Ксюша будет в восторге.

Когда двери лифта гостеприимно разъезжаются, за спиной неожиданно слышится звук проворачиваемого замка, который сменяет мрачный голос:

— Можешь зайти обратно.

Едва высохшие глаза стремительно намокают. Серьезно? Могу зайти обратно? Спустя час и череду унижений?

— Пошел ты, — хриплю я, шагнув внутрь кабины.

Как только лифт трогается, пальцы безвольно разжимаются и сумки с глухим шорохом приземляются на пол. Прислонившись к стене, я закрываю лицо руками и жадно хватаю ртом воздух. Вот бы проснуться завтра и выяснить, что это был сон.

Я заканчиваю свой рассказ, в течение которого несколько раз прерывалась из-за удушающего спазма в горле, и горько усмехаюсь:

— Как сказал Роберт: классно попили пива.

Ксюша, все это время слушавшая меня молча, барабанит пальцами по рулю и смотрит в окно. От отсутствия какой-либо реакции с ее стороны тело еще сильнее сковывает напряжение. Почему она молчит? Считает случившееся закономерным? Думает, что я получила по заслугам?

— Это просто пиздец, Даш, — гневно произносит она наконец. — Слушаю и ушам своим не верю.

Моя спина размазывается по креслу ее Ниссана как подтаявшее масло на куске хлеба. Сейчас я настолько раздавлена и уязвима, что любой намек на осуждение стал для меня фатальным.

Посочувствовал бы Сеня, узнай о том, что Дима выставил меня ночью за дверь в одной пижаме? Очень сильно сомневаюсь. По его мнению, я заслужила это своей изменой. Ксюша могла считать дальше.

Вот я дура. Конечно, Ксюша — мой человек, и ей бы никогда такого в голову не пришло. Это нестихшее чувство вины путает мне мысли.

Все же угрызения совести — страшная вещь. Она заставляет сомневаться в себе и по капле уничтожает чувство собственного достоинства.

— Неужели он такой пьяный был? — продолжает кипятиться Ксюша, сверкая глазами. И сама же отвечает на поставленный вопрос: — Да каким бы пьяным Дима не был — такому поведению нет оправдания! Выставить свою женщину ночью в подъезд, вышвырнув ее вещи… Ну вот что за…? Просто скотский поступок.

— В него как будто бесы вселились, — шепотом говорю я, отчаянно желая услышать ее предположение о причине столь внезапных перемен. Потому что я сама я шокирована и ничего не понимаю. — Для чего тогда нужно было приходить ко мне и просить вернуться? Для чего врать, что простил? Я ведь и не рассчитывала, что так случится… Зачем он поманил меня как собаку, а через неделю вышвырнул за дверь?

— Переоценил он свои силы, видно, — мрачно изрекает она, нажимая на кнопку сбоку, чтобы приоткрыть окно. Следом в ее руках появляется пачка Мальборо и вспыхивает огонек зажигалки.

Я глазам не верю. В юношестве мы все немного баловались курением, но я была уверена, что уж кто-кто, а правильная Ксюша точно не вернется к пагубной привычке.

— Мне казалось, что Дима просто неконфликтный и мягкий, — продолжает она, раздраженно выпуская в окно ментоловый дым. — А теперь начинаю думать, что он самый настоящий слабак и…

— Ты разве куришь? — перебиваю я.

— Очень редко. Когда на работе понервничаю или вот как сейчас психану. В общем, Дима разочаровал. Мне казалось, что он идеально тебе подходит.

— Потому что мягкий и неконфликтный? — невесело усмехаюсь я. — И кстати, попробуй только сойтись с Сеней — прокляну. Этот придурок мне почти бойкот объявил. В баре постоянно подначивал и намекал, что я теперь права слова не имею.

На лице Ксюши мелькает смущение. Они с Сеней близки так же, как я с Робертом, и слышать критику в его адрес ей конечно не приятно.

— Думаешь, это он Диму против тебя настроил?

— Да нет конечно. Разве что немного поспособствовал его уверенности в том, что со мной нужно быть пожестче.

Опустив взгляд, я тяну рукава свитера, под которым обнаруживаются бурые отпечатки пальцев. Значит, мне не показалось. Вот они — доказательства того, что я ничего не выдумала, и Дима действительно перешел грань.

— Это он тебе сделал? — дрогнувшим голосом переспрашивает Ксюша, трогая мое запястье. — Боже, что за сволочь… Просто в голове не укладывается… Столько ведь лет друг друга знаем.

Внезапно мне хочется поскорее оказаться дома одной. Не хочется разговоров, не хочется сокрушаться о произошедшем, выяснять причины и впитывать сочувствие. Я смертельно устала. Хочу закрыть глаза и уснуть.

— Ксюш, спасибо тебе большое, что приехала и довезла до дома, — я берусь за ручку пассажирской двери и, поймав ее недоуменный взгляд, поясняю: — Извини. Как-то резко сил не осталось. Надо поскорее лечь. Завтра созвонимся, ладно?