Длань Одиночества (СИ) - Дитятин Николай Константинович - Страница 52

Священник дал знак палачу. Тот принялся аккуратно выкладывать дрова вокруг столба с Аппендиксом, время от времени, отходя подальше и что-то прикидывая на глаз. Покончив с этим, он взял канистру керосина и щедро окропил сооружение.

— Стойте! — чуть не плача кричала Котожрица. — Отпустите его! Сладковхостик, в атаку!

Но Архикоту, похоже, обрыдла чернь со своими суеверными страстями, так что он вспрыгнул на крышу собора, распугав стаи птиц. И улегся там, подогнув под себя лапы.

Воздух наполнился шуршанием крыльев и едва слышными всхлипываниями. Образы чихали и кашляли, ойкали, перехватывая факелы. Солнце бросало острые тени башен на место экзекуции.

Чиркнуло огниво.

Еще раз.

Аппендикс метафорически поджал губы и отвернулся.

— Ну что там? — нетерпеливо спросил священник.

— Да я без понятия, как этой сволочью разжигать огонь, — буркнул палач. — Дайте кто-нибудь зажигалку!

— Держи, — предложил Альфа.

— Спа…

Палач отлетел в сторону, сгинув в расступившейся толпе.

— Хочу сказать сразу, — сказал Альфа, обнимая за шею доминантного священника. Тот бледно улыбался, подавая мышцами лица какие-то сложные знаки. Однако парни в железных масках медленно отступали к вратам собора. — Мне на происходящее наплевать. Я терпимо отношусь к шоу-бизнесу. Я бы и сам с удовольствием поглядел, как вы сожжете этого типа.

— Ну, с-спасибо, — дрожащим голосом произнес Аппендикс.

— Однако, — вздохнул прима-образ, — кое-кому ваша захватывающая реконструкция не нравится. Вон там, на крыше собора сидит шерстяное воплощение зла. У него очень капризный характер. Если вы сожжете Аппендикс, то разгневаете его. А потом и меня. Все знают, кто я такой?

Большинство знало. Остальным быстро объяснили. Факелы затаптывали ногами.

Архикот вдруг спрыгнул на землю, и толпа, вереща и спотыкаясь, начала утекать, оставляя голые плиты, усеянные тлеющими тряпками, пакетами из-под орешков, шелухой и стонущим палачом. Альфа отпустил священника и тот опрометью бросился за своими коллегами, пыхтя и наступая на полы одеяния.

— Мау, — выразился Архикот.

— Альфа! — крикнула жрица. — Веди этого беднягу сюда!

— Что? — Альфа примерил шапку патриарха. — Зачем? Просто отвяжем его, а дальше пусть сам разбирается.

— Нет! — запротестовала девушка. — Они от него не отстанут! Нужно отвести его подальше!

— Ой, да ладно! — Альфа взглянул на Аппендикса. Тот пытался разгрызть веревки метафорическими зубами. — Ты хочешь взять с собой… это?

— Эй! — встрепенулся отросток прямой кишки. — Немного уважения! Я многозначительный образ, имеющий отношение к самому Атеизму! Так что попрошу без пренебрежения! Не хотите мне помогать, не надо! Могли бы и не начинать!

— Поверь, если б не доброе сердце этой девчонки, ты бы сейчас был хорошо прожаренным многозначительным образом, — пролаял Альфа, тыча указательным пальцем в метафорический нос Аппендикса. — И я бы на твоем месте раскрывал свой рот только для благодарностей, потому что я люблю смотреть на огонь!

— Альфа, не нападай на него! — жрица аккуратно свалилась с Архкикота. Прим почувствовал, как она повисла на руке. — Он ведь только что чуть не погиб. Конечно, он немного возбужден и растерян. Кроме того, ты говоришь очень обидные вещи.

Образ фыркнул.

— Лепет, — буркнул он, смягчаясь от прикосновения сущности Котожрицы. Некоторых особых частей ее сущности. — Тогда разбирайся с ним сама. Только быстрее, нам нельзя терять время!

— Ладно, я поняла, — благодарно протараторила жрица. — Мы сейчас. Быстро.

Она принялась неловко пилить толстые путы маленьким ножичком, которым вскрывала консервы для кошек.

— Клянусь фантазией, — протянул Альфа. — Отойди.

Он схватился за веревки руками Геркулеса. Они затрещали и лопнули.

Облегченно застонав, Аппендикс припал на одно колено, и принялся растирать затекшие члены. Метафорические, само собой.

— Как вовремя, — пробормотал он. — Будь позитивна, добрая девушка. Я уже приготовился пострадать за правду. Отдаться жертвой голодному сброду, но не оставить истину! Как Коперник! Как Галилей! Как Диоген, я, со спокойствием избранного, принял свою чашу!

— С тобой все в порядке? — ласково участвовала жрица. — Они не били тебя?

— О! — вскинулся Аппендикс, чуть не потеряв равновесие. — Они жестоко избили меня, потому что я сражался как лев! Я защищал истинную правду! Правдивую истину! Они напали на меня, когда я учил детей математике и тригонометрии! А еще химии, я очень много знаю о химии!

— Вы такой молодец, — ласково комментировала жрица.

— Бросьте! — подбоченился Аппендикс. — Делаю, что могу! Всеми силами бьюсь с дремотой рассудка! Защищаю правдивую истину от забытья и поругания. Так вот, проектировал, я значит, инновационную систему акведуков для снабжения Полиса чистой водой…

— Ты говорил про детей и тригонометрию, — перебил Альфа с нескрываемым презрением.

— Не будь таким задирой! — попросила Котожрица с нажимом.

— Да что, стрелять, инновационного в акведуках?!

— Альфа.

— Что?!

— Ты грубишь.

— Я говорю истинную правду… — прима-образ помедлил. — О, фантазия, кретинизм этого червя заразен.

— Альфа, пожалуйста, ну ради меня, — часто заморгала служительница. — Ему нужна защита.

Прима-образ сжал зубы. Он пошел к дремлющему Архикоту, слыша за спиной: «А почему он голый?». А потом: «они напали на меня, когда я был в двух шагах от решения второй проблемы Ландау!».

— Хватит врать! — не выдержал Альфа.

Ему не ответили.

— Их было десять… Нет, даже двадцать! И это только аванград. Остальные ждали снаружи, на случай, если понадобиться подкрепление. Они знали, что оно понадобиться, истинная правда! Итак, я готов был провести последнее химическое преобразование и найти формулу уникального высокооктанового топлива, которое решило бы все энергетические проблемы! И тогда: бах-трах-тарарах! Они ломают двери! Тридцать озлобленных фанатиков, которые чувствуют угрозу власти страха и невежества! Я роняю между нами шкаф, с моими трудами и трактатами! Мне жаль их, я знаю, что все будет сожжено и растоптано! Но это всего лишь копии, а до оригиналов этим негодяям никогда не добраться. Ведь они у меня в голове!

— Вы такой смелый.

— Еще бы, ведь за мной правда! И я бью одного, второго. Третьему этак нехило досталось. А дальше как по писанному пошло. Опомнился, только когда на меня навалилось уже больше сотни!

— Потрясающе!

Альфа закрыл глаза.

Когда Архикота наконец удалось растолкать, на его спине уже действовал рассадник научности, смелых идей и шокирующих веяний. Аппендикс поучал, вразумлял и всячески боролся за прогресс и разумность. Вероятно, его просто разговорил адреналин.

Однако Альфа рассчитывал на худшее.

Велика была вероятность, что они спасли одно их худших воплощений Атеизма. А именно: Атеизма модного, оголтелого. Имеющего крайне опосредованное отношение к научности. Одного из тех паразитов, которые пытались заслужить чужое одобрение поверхностным пониманием сложных идей. Их называли воинами Первой Страницы. Именно столько необходимо было типам вроде Аппендикса, чтобы вникнуть в суть любого вопроса. Этого хватало, чтобы запомнить несколько терминов и бегло употреблять их, в быстрых, но яростных атаках на обсуждения. Войны Первой Страницы быстро били, и сразу же отступали, чтобы не дать противнику ответить ударами глубокого понимания. Они оставляли после себя пожарища споров и негодования.

О, то были страшные солдаты. Беспринципные и почти непобедимые.

Альфа внимательно разглядывал Аппендикс.

— Так ты, значит, изыскатель, — спросил прима-образ вроде бы невзначай.

— К твоим услугам, прим! — с готовностью отвлекся борец с дремотой. — Мои скромные знания далеки от ваших, но кое-чему и я могу тебя научить, поверь на слово.

— Охотно! — осклабился Альфа. — Есть у меня один вопрос. Я вижу клейма на твоих метафорических запястьях. Что они означают, если не секрет?