Не смей меня... хотеть (СИ) - Зайцева Мария - Страница 40

Она вздыхает, как-то грустно даже, серьезно:

— Ты бы хоть иногда книги читал, а не только надписи на презервативах. Глядишь, и телки нормальные давать бы стали.

— Такие, как ты, цветочек? — Сом стряхивает с себя облепивших его девок, подается вперед, кладет локти на стол, смотрит пристально и серьезно, — так ты мне скажи, какую книгу надо прочитать, чтоб ты мне дала?

И вот чувствуется, что ответ ему крайне важен.

Я наблюдаю за концертом с интересом, даже от своих бед отвлекаюсь.

А Сомик-то у нас поплыл… На моей памяти ни на одну девку он так не пялился…

А мелкая, но норовистая, как необъезженный пони, мелочь неожиданно с грустью говорит:

— Так ведь книги не только читать надо, дурачок… Их еще понимать требуется. А вот это тебе как раз и недоступно. Помому что читать научить можно даже обезьяну. И даже тебя. А вот понимать прочитанное…

Она крутит головой и в гробовом молчании, наступившем после ее слов,  выходит из столовой.

Сом с недоумением смотрит ей вслед, потом переводит взгляд на меня:

— Че сказала?

— Сказала, что ты, Сомик, тупой, — спокойно переводит ему Вилок, равнодушно дожирая пятый пирожок.

Сом смотрит теперь на Вилка, а затем с ревом:

— Че сказала???

Выметается из столовой.

Я иду за ним. Не для того, чтоб языкастую мелочь спасти, она и сама с этим отлично справляется, а чтоб выяснить, куда это пропал Лексус. Нехорошие у меня предчувствия.

В коридоре обнаруживается длинный говнюк, брат мелкой засранки, как всегда, четко чувствующий, что ей сейчас надерут жопу. Они с Сомом сверлят друг друга злобными взглядами, но мне на них мгновенно становится похер, потому что в дальнем углу коридора я вижу стоящих рядом Лексуса и мою, мою , блять, девочку! Они мирно разговаривают. Алька улыбается. Ему. Ему!

Я изо всех сил сжимаю кулаки, пытаясь держать себя в руках. Но это, блять, такое сложное дело! Невозможное! Рядом гомон, судя по всему Сомик и Игорь уже дерутся.

Насрать.

Лексус обнимает мою девочку.

Я его сейчас кончу. Просто кончу.

Я двигаюсь к ним, но в этот момент Алька, бросив пугливый взгляд за спину Лексуса, просекает меня и резво скачет в сторону.

А затем и вовсе берет разгон в район библиотеки.

Лексус разворачивается ко мне как раз в тот момент, когда я равняюсь с ним. На лице у него довольная улыбка.

— Видал? — хвастливо говорит он, кивая на уже завернувшую за угол Альку, — все, побегала. Надоело. Да и секса хочет. Она такая… Горячая. Долго без секса не может, а круче меня нет. Так что все, вопрос пары дней.

Я сжимаю зубы до скрипа и тупо иду мимо.

— Эй, ты куда? Пошли Сома спасать… Его Игореха сейчас раскатает.

Мне глубоко похер на Сома, Игореху и всех остальных. Мне не похер только на Альку.

И ее сладкую улыбку, адресованную этому уроду.

Она ответит за нее.

Я умею спрашивать правильно.

Немой

Я уже достаю телефон, чтоб набрать Альке, потому что теряю ее в лабиринте коридоров, промедлив всего секунду с придурком Лексусом, когда дверь библиотеки распахивается и моя девочка, а она моя, что бы она сама по этому поводу не думала, с нереально серьезным лицом топает в сторону старого спортзала, который Виселица выбила у братишки ректора себе под персональную кладовку.

Я смотрю, как Алька заходит туда, подсвечивая себе путь телефоном. Наверно, до выключателя не дотягивается, мелкая совсем… Или не знает, где он.

Иду за ней следом.

Прямо туда, в темный провал склада.

Сердце бьется сильно и ритмично, словно баскетбольный мяч о пол спортзала.

Сейчас ты мне расскажешь, принцеска моя нежная, какого хера улыбалась этой твари…

Дверь захлопывается неожиданно громко, и Алька, роющаяся в старых книгах, пугливо вздрагивает, оглядывается, но никого не заметив, разворачивается обратно к стеллажу.

Я неплохо вижу в темноте, к тому же ее белая рубашка служит отличным ориентиром, так что подхожу спокойно, медленно.

Алька, увлеченно шуршащая бумажным старьем, не слышит. Только уже когда совсем близко оказываюсь, замирает, ощущая за спиной постороннего.

Я тоже замираю.

И жду.

Есть в этом что-то охеренно неправильное.

Словно я — незнакомый ей парень, и просто подкараулил ее в темной комнате. И теперь она в моей власти…

Будоражит дико!

Алька вкусно вздрагивает, когда кладу ей руки на плечи. Дышит тяжело, цепляется в мои пальцы. Словно остановить хочет. Глупая какая… Попалась. Хрен остановишь…

Я , увлеченный своей фантазией, неожиданной вседозволенностью и порочностью ситуации, не сдерживаюсь. Мгновенно забывая,  что хотел, вообще-то, поговорить и даже предъявить, судорожно дергаю ворот блузы, пытаясь добраться до гладкого, вкусного плечика. Она выгибается, что-то бормочет отрицательное, но я не слышу уже. Потому что бормотать она может все, что угодно!

Но то, как жмется ко мне своей попкой, то, как гнется в моих руках… Это все говорит очень ясно. И очень для меня приятно.

Это все говорит : “Да. Бери”

И я беру.

Быстро, очень быстро, не тратя времени на долгую прелюдию. Ее не надо, Алька тоже заведена. И , судя по влаге у меня на пальцах, давно готова.

Поставить ее в нужную позу — дело секунды.

А затем…

А затем вот он, сука, рай на земле! Вот она — награда за мои мучения! Вот он — кайф охерительный!

Моя девочка выгибается, стонет, пытается кричать даже, я зажимаю рот, теснее ее к себе притягиваю, кусаю, целую, не в силах сдерживаться, опять несу какой-то бред, угрожаю, умоляю, прошу, приказываю…

Я вообще очень разговорчивый с ней. На удивление. Мне хочется ей все говорить, рассказывать, что чувствую, что хочу с ней сделать, как боюсь проебать этот шанс, эту нереальную, сказочную возможность быть с ней…

И, конечно, с моим гребанным косноязычием, получается вообще хер знает что. Почему она это терпит? Наверно, я все же ей немного нравлюсь…

От темноты, неоднозначности ситуации, предполагаемого залета, если нас отловят, и своих диких фантазий меня выносит очень быстро. И Алька не тормозит.

Ощущаю, как сладко сжимается на мне, отправляя в рай своими стонами и долгими, ритмичными сокращениями.

Это нереально горячо, невозможно круто… Я не смогу от этого отказаться. От нее не смогу отказаться. Никогда. Вообще никогда.

— Боже… — выдыхает Алька, едва я отпускаю ее и, придерживая, чтоб не упала, разворачиваю к себе лицом, — ты больной совершенно… Меня там Виселица уже ищет…

— Подождет, — я оглядываю ее, безумно красивую и горячую в полумраке склада. Измятую, зацелованную, в распахнутой рубашке и джинсах, болтающихся на одной ноге только. Сука, откуда она такая взялась? Я же опять хочу. Я с ней уже долбанным маньяком стал! Смотрю — не могу насмотреться.

Мы каждый вечер болтаем по видеосвязи. И не только болтаем. Я, несмотря на врожденную косноязычность, очень нехило освоил этот вид секса. Если б не наши ежевечерние посиделки, на стену бы давно лез… А так лезу, только когда ее вживую вижу. То есть, каждый гребанный день.

И вот сейчас, по-быстрому словив кайф, хочется получить его растянутым. Как тогда, в нашу первую безумную ночь. Мне казалось, что я оторвался… Но, оказывается, только подсел крепче на нее.

Я вижу, как Алька оглядывает меня, смущенно стреляет глазами вниз, а затем, осознав, чего там высмотрела, беспомощно пытается оттолкнуть, гневно шепча:

— Да ты что? Нет! Нет! Маньяк…

А меня ее сопротивление заводит еще сильнее, прижимаюсь, легко преодолевая попытки высвободиться, уговариваю, дурея от вседозволенности и возможного продления удовольствия:

— Давай еще раз, Аль, давай… Не могу, хочу тебя… Как дурак… Давай…

— Нет!

Она, неожиданно сильно толкнув, выворачивается из моих рук, отбегает, спотыкаясь о стеллаж в полутьме, подальше, торопливо натягивает джинсы, прыгая на одной ноге и бормочет расстроенно: