С чистого листа (СИ) - Цветкова Алёна - Страница 41

Накануне приезда, я подняла всех с петухами. Эльфяк же сказал, что приедет с рассветом. Не хотелось бы, чтобы ученик встретил учителя в постели. Мало ли какой у него пунктик.

Кажется, именно в тот момент сонный Петька, и так-то не горевший деланием учиться, стал ненавидеть наставников еще больше.

– Лола, – окликнула меня Ретта, когда я вышла с молоком из сарайки. Она улыбалась точно так же, как раньше, светло и ясно, и я невольно улыбнулась в ответ. С тез самых пор, когда она сдала меня сборщику налогов, мы больше не общались, – давай мириться?

– Давай, – ответила я, чувствуя как разжимается в сердце какая-то пружина. Оказывается я переживала о разрыве с Реттой гораздо больше, чем сама думала.

– И мы теперь снова подруги? – Я кивнула, а она продолжила, – тогда ты должна за меня порадоваться. Вчера к нам приходили сваты, я выхожу замуж следующей осенью.

– Это замечательно, поздравляю, – обрадовалась я.

– За Яволка! – произнесла она торжествующе… Нет… это не было желание помириться со мной, поняла я. Ретта праздновала не помолвку, а победу.

Мне будто бы воткнули нож прямо в сердце… Я запнулась, хватая ртом воздух, и никак не могла вдохнуть… пальцы больше не могли удерживать ведро, оно упало, и молоко разлилось по земле белой лужей…

– Ты же не думала, безмирница, – презрительно расхохоталась Ретта, – что он выберет тебя?! С такой как ты только на сеновале хорошо поваляться… тебе же не привыкать ноги раздвигать перед каждым. Больше взять-то мужика нечем. Но предупреждаю, дрянь, еще раз подойдешь к нему, я тебе все косы выдеру. Прокляну… не смотри, что я пока маленькая, я много умею… и магии во мне больше, чем в тебе.

Довольная Ретта исчезла за забором. А я осталась стоять. Дышать так и не получалось.

Нет, мне не было больно из-за слов глупой девчонки. И я не хочу даже думать, чьи слова она повторяла. Есть «доброжелатели», готовые научить девчонку, что говорить, чтобы задеть посильнее.

Больше всего мне было больно из-за того, что сделал Яволк… Он ведь знал о моем конфликте с Реттой, и о его причине… И эта поспешность… ведь Ретта еще не заневестилась… он мог бы подождать еще год. Нет, это не она, это он ударил меня в сердце. Он… ее руками…

Перед глазами потемнело и двор закрутился вокруг меня, а грязно-белая лужа рванула навстречу. Удар… и я отключилась.

– Тетя Лола, – всхлипывал Петька, – тетя Лола…

– Не реви, с ней все хорошо. Просто обычная, женская придурь, – произнес холодный голос, будто бы припорошенный снегом… точно так же, как мое сердце…

– Тетя Лола не придурь! – мой маленький мужчина готов был биться за меня даже со страшным эльфяком.

– Петька, – я подняла тяжелую руку и погладила его по взъерошенным волосам. – Со мной все в порядке. Я сейчас встану.

М-да… произвела, называется первое впечатление… встретила высокомерного эльфяка лежа посреди двора в грязной луже.

Я зря боялась, что наставники поселяться в моем доме и потребуют кормить-поить за свой счет. Нет, все оказалось гораздо проще.

Все приехавшие так не любили простых людей или людей, вообще, что сама мысль жить с нами в одном доме казалась им невозможной. Поэтому они и привезли с собой целый обозы со всем необходимым, в том числе и со слугами и охраной.

И уже к обеду, чуть вдали от деревни на опушке леса вырос небольшой палаточный городок: четыре огромных шатра в центре, вокруг свободной площадки размером примерно в, привычные и потому узнаваемые, шесть соток, и по горстке небольших палаток в каждой из четырех секций.

Шатры у эльфяков были изумрудно зеленые, такие яркие, что были заметны даже на фоне леса.

У драконов – огненно красные. Издалека казалось, будто на опушке горит огромный костер, искры которого упали на сухую траву и она вспыхнула несколькими яркими точками.

Сын мэра, будущие очи и длань его величества, поселился в синих шатрах с белой отделкой, в цвет флага Флодолии.

А у безмирников шатры оказались снежно белые, как вершины гор Безмирья. На каждом белоснежном шатре были небольшие серебристые шпили, на которых даже без ветра трепетали и вились пучки длинных разноцветных лент. Это, пожалуй, самый странный флаг, который можно себе представить. Лекс потом, отвечая на Петькин вопрос, пояснил, что в Безмирье слишком много разных народов, поэтому у каждого на флаге есть своя собственная лента. Это было удивительно и правильно, если бы не презрение к тем, кто не владеет магией.

Паломничество к палаточному городку местных жителей, особенно незамужних девушек, началось с того самого момента, как обозы остановились на полянке. Деревенские вечерние хороводы мгновенно перебрались на наш конец деревни, аккурат на ту же самую опушку. Нет, самих наставников никто не завлекал, они были слишком недосягаемы для местных, но ведь вполне можно охмурить красивую служанку или молчаливого стража…

Первые несколько дней, наши наставники были заняты обустройством, и нас с Петькой не дергали. Кроме эльфяка, появившегося в то утро, чтобы сказать, что они приехали, мы так никого больше и не увидели.

А тем временем настал день забирать кувшины с водным затвором. Просить лошадь у Диная не то чтобы не хотелось. Не смогла себя заставить пойти к нему с поклоном… гордость моя взыграла. Лучше все горшки на своем горбу перетащить, чем к старосте идти.

Но Петька решил эту проблему легко и просто. Он-то вместе с деревенскими пострелятами все дни проводил на опушке, глазея, как ловко обустраиваются его наставники. И завел там полезные знакомства из обслуги.

И стоило мне заикнуться за завтраком о том, что нужна лошадь, моя мальчик рассмеялся и ответил:

– А! Ерунда, теть Лол, – отмахнулся он ладошкой, – я у господина Истала попрошу. Он сказал, чтоб приходил и просил, что нужно, не стеснялся.

– Что за господин Истал? – встревожилась я.

– Да, это у людей главный. Ну, после господина Мурома… это «будущие очи и длань его величества», – со смехом передразнил он.

– Мне кажется, это неудобно, – попыталась я возразить, но Петька в ответ только фыркнул, а дед еще и поддержал:

– Пусть попросит. От спроса не убудет, Оля, а к Динаю и я бы не пошел. Неправильно он сына воспитал…

– Не надо, деда, – остановила я его. За эти дни боль не прошла, просто притухла, вроде прогоревшего костра. Но каждое слово, каждое воспоминание, как брошенные на свежие угли щепки мгновенно вспыхивали и горели, обжигая снова и снова…

Дед отвернулся и промолчал.. Он, пожалуй, переживал о случившемся даже больше меня. Он ведь так мечтал выдать меня замуж.

Господин Истал выделил нам невысокую и флегматичную лошадку по имени Курица… Ага… точно такая же умная и сообразительная.

Но Петька был от нее в восторге. Скормил пару яблок, ласково поглаживая по лобастой и необычно широкой для лошади голове… мне даже показалось, что это какой-то смесок… ну, вроде мула. Вычесал репьи из гривы и даже хвоста, делая лошадь еще более нелепой. Волос у нее бы чересчур мягкий и волнистый, и теперь грива клубилась вдоль шеи огромным пушистым облаком.

Но везла Курица хорошо. Шла размеренно, слегка покачивая опущенной головой и вроде даже закрыв глаза, со скоростью пешехода. Понукать ее было бесполезно. Зато с и горшками, и с вениками, которые я нагрузила в телегу у реки, раз уж выдалась такая оказия, она шла точно так же, как с пустым возком, словно бы и не заметив, что груз потяжелел в несколько раз.

Рецепт сидра я выбрала самый простой из тех, что были в моей памяти. Выжимать сок из яблок мне было нечем, да и некогда. Поэтому я просто порезала немытые яблоки, убрав червоточины, на небольшие кусочки. Отходы скормила уткам, поросятам и кроликам.

Нарезанные ломтики сложила в промытые горшки, заполнив их примерно на две трети, и залила водой. Собранной падалицы хватило на три горшка. А дальше буду потихоньку заполнять остальные.

Сутки горшки простояли во дворе на самом солнцепеке, накрытые только тряпицами, чтобы не попал мусор. На следующий день появились характерные пузырьки и кисловатый запах. Брожение началось.