Блеск чужих созвездий (СИ) - Доброхотова Мария - Страница 58

— Почему не сказала?

— Я думала, само пройдет, — со слезами в голосе ответила Росси, съеживаясь под строгим взглядом Тани и стараясь прикрыть руками наготу. — Ты и так много для меня делаешь, я не хотела тебя беспокоить лишний раз.

— Спина, потом что было поражено? — повысив голос, вопрошал Золу. А Таня смотрела на Росси, чьи руки, живот, грудь, лицо — все было покрыто редкими красными пятнами. — Отвечайте мне! Я должен знать, я доктор!

Вдруг будто что-то щелкнуло в голове Тани. Она почувствовала, как в груди просыпается ярость, поднимается в голову, туманя разум.

— Доктор?! — закричала она, выпрыгнув из-за ширмы, а потом добавила по-русски: — Да пошел ты к черту, доктор!

— Северянка, ты куда? — раздался слабый голос из-за ширмы, и в широко распахнутых глазах Золу читался тот же вопрос.

— Иди под одеяло, Росси, — говорила Таня подруге, но в это время буравила злобным взглядом доктора. — А я к Мангону.

Таня вылетела из комнаты, хлопнув дверью. В коридоре обнаружилась испуганная служанка, которая наверняка подслушивала.

— Доктор все, — прорычала Таня ей в лицо. — Помоги Росси одеться.

И не дожидаясь ответа, она вихрем промчалась по коридору, вниз по главной лестнице в темный холл, направо через бесчисленный комнаты прямо к кабинету Мангона, вход в который кому бы то ни было без разрешения был строжайше запрещен. Ходи по всему замку, сколько захочешь, но в личные комнаты Мангона проход закрыт. В переносном и самом прямом смысле.

Огромные тяжелые двери в кабинет были украшены сложным орнаментом. По всем полотнам, от пола почти до потолка вились, летели, сражались, ели и пили, лежали на золоте и умирали бесчисленные драконы. Выпуклые, детально вырезанные, они были главными героями большинства сцен, изображенных на дверях. Наверное, можно было потратить не один час, рассматривая долгую историю драконьего племени, но у Тани не было на то настроения. Подчиняясь яростному порыву, она собиралась распахнуть дверь, но получилось лишь довольно медленно открыть одну из створок: они оказались невыразимо тяжелыми.

За дверью обнаружился большой полукруглый кабинет, устроенный в башне замка. По стенам расположились бесконечные книжные полки, они уходили ввысь, и вдоль них вилась черная кованая лестница на один этаж, второй, третий… Перед окном стоял большой дубовый стол, за ним виднелась тяжелая спинка кресла. Стол был завален бумагами. Рядом с ним стоял большой коричневый глобус с объемным рельефом одного-единственного видимого материка, омываемого волнующимся морем. В огромном камине полыхал огонь. В кабинете было сухо и очень жарко.

Когда Таня втиснулась в кабинет (крайне медленно, но эффектно), Мангон эмоционально спорил с невысоким худощавым человеком в мундире.

— Если вы начнете проверять сенаторов, вы настроите и их против себя, — говорил мужчина и запнулся, когда в комнате появилась Таня. Они с Мангоном одновременно воззрились на девушку.

— Тебе сюда нельзя, — презрительно скривил губы Мангон. Он был облачен в темный костюм, поверх которого набросил просторный черный плащ с золотыми узорами. Объемный капюшон лежал на широких плечах, и поверх него - тонкая коса с красным пером. В этой странной одежде Мангон выглядел еще более величественным, по-змеиному опасным. Настоящий дракон. Его слова обладали странной силой: они обдали Таню ледяным холодом, вмиг погасив огонь ярости. Ей захотелось спрятаться, и только мысли о Росси заставили ее остаться на месте. Уже не гнев, но упрямство и чувство долга не давали сойти с места, хотя Таня в глубине души пожалела, что пришла сюда.

— Росси нужен хороший врач, — громко, твердо, но совсем не так гневно, как собиралась, заявила она.

— У твоей подруги есть врач, — ответил Мангон, вскинув подбородок. — Тут не о чем больше просить. Выйди из моего кабинета.

— Это не врач! — возмутилась Таня, и ярость вновь затлела в ее душе. — Это… это… Тряпка какая-то! — ничего более подходящего в чужом языке на ум не пришло.

Мангон поднял бровь.

— Вы что себе позволяете, девчонка?! — воскликнул затянутый в мундир человек. — Глава Совета велел вам удалиться, и вас уже быть здесь не должно!

— Вон, — повторил Мангон, чуть расширив глаза, и Таня почувствовала, будто невидимая ледяная волна толкнула ее в грудь, заставив отступить назад. По затылку пробежали мурашки, а желудок свернулся от страха. Таня смотрела на обычного с виду статного мужчину, но его фигура внушала настоящий ужас. Она вцепилась в дверь и несколько мгновений стояла на месте, борясь с непреодолимым желанием убежать. Дыхание сбилось, глаза пришлось закрыть, и она наверняка бы разрыдалась, если бы не бросила привычку разводить сырость лет десять назад.

Благодаря то ли редкому упорству, то ли любви к Росси и беспокойству за нее, но Таня устояла на месте. Она подняла голову и вновь посмотрела на Мангона. Тот стоял, уперевшись костяшками пальцев в стол, и пристально наблюдал за ней.

— Росси нужен врач. Который может смотреть на женщину. Я очень прошу, — сказала Таня тихим голосом, в котором, однако, слышалось истинное упорство. — У нее красные пятна, это плохо. Очень.

— Хорошо. Росалинда получит своего врача, исключительного, но с сомнительной репутацией. Но ты, — он ткнул пальцем в сторону Тани, — больше не выйдешь из комнаты.

Таню будто огрели дубиной по затылку.

— Что? Но почему?

— У тебя было право ходить по всему замку, кроме моих личных комнат. Всего несколько запретных комнат, и ты не смогла держать свой нос подальше от них. Поэтому теперь ты теперь вообще не выйдешь из своей спальни!

— Неужели вы ожидали от женщины ума и сдержанности? — усмехнулся человек в мундире, но на него никто не обратил особого внимания.

— Но я… для Росси… — забормотала Таня. О запрете Мангона и последствиях его нарушения она думала в последнюю очередь.

— Не важно, — Мангон выпрямился, с презрением глядя на девушку. — Вон из моего кабинета.

На этот раз Таня не стала сопротивляться. Полная противоречивых чувств, она выскользнула за дверь, и никто ее не удерживал. Оказавшись в коридоре, она привалилась к барельефам спиной и некоторое время глубоко дышала, пытаясь восстановить душевное равновесие. Мангон что-то делал с ней, что вызвало приступ страха на грани паники, и требовалось время, чтобы сердце перестало стучать о ребра. Когда Таня вернулась наверх, Золу уже ушел. Она рассказала подруге, что сходила к Мангону и тот обещал прислать нормального врача, а Росси только охала и выглядела крайне обеспокоенной.

— Только слушай. Надо будет снять одежду, — Таня показала на сорочку, которая вновь была на Росси.

— За ширмой? — пискнула та.

— Нет. Где я жила, там врачи смотрят людей без одежды, и никто их не боится. Главное, что он знает и умеет, а не что в штанах. Мужчины даже бывают врачами для женщин.

— А что, у вас в твоем мире есть специальные врачи для женщин?

— Ну конечно, — ответила Таня.

— А что они лечат? — с наивным любопытством спросила Росалинда, поудобнее усаживаясь в подушках.

— О-о-о, это интересный разговор, — протянула Таня. — Где тут Жосленово вино?

Легкий фруктовый нектар в бокале помогал подыскивать слова. Там, где их не хватало, в ход шли жесты и мимика, и несмотря на отчаянную красноту, которая залила шею и лицо Росси, она часто смеялась, иногда охая, когда веселье отдавало болью в теле.

— И все-таки, — говорила она, соглашаясь сделать глоток вина для хорошего самочувствия, — хоть все это и звучит интересно и весело, я считаю, что это неправильно.

— Что? То, что женщина хочет здоровье?

— Нет. То, что любой мужчина может увидеть ее без одежды, коснуться сокровенного, — срывающимся голосом говорила Росси, и было слышно, как сложно и важно ей говорить об этом.

— Ну не любой же! Врач только. Ну, и любовник.

— Ты не понимаешь! Твое тело создано из огня и пепла, это наш дар от Матери, оболочка, которая может вместить мечущуюся человеческую душу. Это самое ценное потому что тело - последнее, что можно у тебя отнять, и когда это случится, тебе останется только встретиться с Великой Матерью. И перед ней придется отвечать за то, как ты обращалась со своим телом, с ее великим даром. Позволяла ли ты любому смотреть на него и трогать его, осквернять взглядом, мыслью и желанием. Смешала ли ты его с грязью, потакая низменным прихотям, или сохранила в неприступности, как самое великое сокровище. То, что мы не показываем мужчинам тело, — это не пытка и не угнетение, это наше самое искреннее желание, — к концу речи Росси распалилась, от вина и вдохновения на щеках ее вспыхнули пятна румянца, глаза заблестели, словно в лихорадке.