Телохранитель. Моя чужая женщина (СИ) - Аверина Екатерина "Кара" - Страница 15

— Ты рискуешь, — шепчу ему.

— Я всю жизнь этим занимаюсь. Так уж вышло. Разувайся.

— Зачем?

— Ты не похожа на трусиху, — улыбается он.

— Провокатор, — фыркаю, скидывая обувь.

Тут же взлетаю вверх. Не успеваю пикнуть, как снова стою на земле, а ступни утопают в прохладной зелёной траве. По разгорячённой коже бегут мурашки. Закрываю глаза, отдаваясь этому ощущению. Где-то над головой чирикают птицы. Ветра нет. Воздух, раскалённый летним солнцем, ещё не остыл. Меня на миг отправляет в моё далёкое детство. Я вижу себя маленькой и улыбаюсь. Открываю глаза и понимаю, что улыбаюсь я Роме, а он улыбается мне в ответ. И его стихийные глаза сейчас безумно довольные, а губы уже тянутся к моим. Мы целуемся очень сладко, очень вкусно. Мне нравится в этом мужчине всё: от его запаха до ощущения мягких коротких волос на его затылке.

— Я тебе правда так сильно нравлюсь? — бессовестно напрашиваюсь на те красивые слова, что он говорил мне недавно. У него получается делать это очень искренне.

— А я тебе? — его чуть шершавые пальцы изучают мою шею, касаются ушка.

— Это нечестно!

— Ещё как честно, — упирается он.

Мы спорим, как неуклюжие дети. Он смешит меня, удерживая за талию сильной рукой. Отклоняюсь немного назад. Держит крепче. Даёт себя рассмотреть.

— Так какие выводы ты сделала? — интересуется наглец.

— Не понимаю, о чём ты, — упираюсь обеими ладонями в его крепкие плечи.

Его улыбка становится коварной. Он впивается зубами в мою нижнюю губу. Я рефлекторно сжимаюсь, ожидая боли, но её нет. По телу сладкой патокой растекается жар, а вместе с ним возбуждение. То самое, настоящее, которого никогда не будет с Магомедом. От этого коктейля кружит голову. Его язык рисует контуры по моим губам. Дразнит. Приоткрываю рот в ожидании ещё более откровенного поцелуя, но Рома только посмеивается.

— Катя… Котёнок… — урчит моё имя. — Я влюбился в тебя, будто мне пятнадцать.

— А я… Я не знаю! — пищу, когда его бессовестные зубы, кусают меня за кончик носа. — Мне так хорошо с тобой. Но…

— Вот давай без «но» сейчас. У нас есть всего пара часов на наше первое свидание, потом мне придётся вернуть тебя, чтобы ты успела принять душ. Но эти два часа мои.

— Я просто боюсь, Ром. Боюсь не то, чтобы позволить случиться всему, что сейчас происходит. Я боюсь надеяться. Ты же видишь, что творится вокруг меня. Ты всё знаешь. И если нас здесь увидят…

Он утягивает меня за широкий ствол какого-то дерева, ещё дальше от людей.

— Ты думаешь, я бы стал тобой рисковать? Девочка моя, — морщится. — Женщина, — исправляется. — Маленькая, напуганная, недоверчивая, желанная, — замолкает. — Дальше слова забыл, — шутит он. — Я всё контролирую. Честно. У нас два часа друг для друга, — напоминает и смотрит на часы на своём запястье. — Уже меньше. Чем займёмся?

— На пруду на лодках катаются. Я тоже хочу. Мы можем? — взмахиваю ресницами.

— Пошли.

Снова тянет меня за руку. Берёт в аренду лодку. Помогает мне в неё забраться. Сам садится на вёсла. Я бессовестно смотрю, как работает его тело при каждом гребке.

— Могу снять футболку, — предлагает Роман.

— Сними, — бросаю с вызовом, немного сомневаясь в том, что он это сделает.

Закрепив вёсла на бортах лодки, обаятельный гад берёт и стягивает с себя верх, красуясь передо мной голым торсом. Снова берётся за вёсла.

Признаю. Так смотреть на него ещё интереснее.

Весь этот флирт, смешанный с юмором, действительно здорово помогает. Моё персональное успокоительное действует на «отлично».

— Расскажи что-нибудь о себе, — прошу его. — Нейтральное. Какую музыку ты любишь? Какую еду?

— Музыку под настроение. Могу послушать лирическую попсу, а могу что-то очень тяжёлое. Еду… — задумчиво смотрит на меня. — Да чёрт её знает. Домашнюю. Что там обычно женщины готовят? Супы, макароны с котлетами. Я сам могу картошку пожарить или яйца. Искусно делаю бутерброды. А ты?

— Я тоже умею делать бутерброды, — смеюсь. Он подхватывает.

Лодка плавно разворачивается с креном на один бок. Выравнивается. Я отпускаю борта и выдыхаю с облегчением.

— После замужества меня не допускают до кухни, — признаюсь ему. — Повара, домработницы. Всё на них. Когда с родителями жила, приходилось вставать к плите. Разучилась, наверное, за четыре года, — пожимаю плечами.

— Значит будем есть жареную картошку, — заключает Рома.

— Можно я спрошу? — перестаю улыбаться. — О личном. Не хочешь, можешь не отвечать.

— Попробуй, — Рома тоже становится серьёзнее.

— А где мама Никиты?

— Понятия не имею. Не искал, — зло отвечает он.

— Вы давно разошлись, да?

— Нику полтора года было, когда она ушла. Я пока тебя не встретил, был уверен, что больше не хочу постоянных отношений. На тебе перемкнуло, и всё изменилось. Как-то неожиданно всё вышло. Влюбиться в тридцатник… Интересные ощущения. Я немного подзабыл, что такие бывают.

Роман

Ночь — отличное время для работы. Мне бы успеть до конца всё закончить. Завтра мы должны уехать. И мне предстоит сотворить чудо, чтобы этого не случилось.

Работу целой команды приходится делать одному, и мой мозг закипает от перегруза. Находиться одновременно в нескольких точках я не смогу. Подполу придётся дать мне людей, если они хотят результат. Я и так работаю быстро. На износ. Разработка таких персонажей может длиться до года, но у меня нет времени, зато есть «хотелки» командиров, которые знают, что ради сына я вывернусь наизнанку, но сделаю.

Заканчивается уже вторая бутылка воды. Вместо кофеина сегодня адреналин. Душу греет шикарное свидание с Катериной. Мне было вкусно. Было бы ещё лучше, если бы мне не приходилось всё время мониторить периметр, но я всё равно подарил ей маленький праздник. Она отдохнула от больницы, а я перезагрузил голову.

Схема разрастается на глазах. На ноутбуке отрыто множество окон.

Хорошая, благодарная девочка, сварившая мне суп, который я так и не попробовал, скинула мне на мобильник фотографии странных договоров. Магомед запросил их сегодня днём, как раз пока мы с Катериной гуляли.

Бумажки сами по себе из себя ничего не представляют. А вот если их приложить к цифрам, доступ к которым у меня теперь есть, картинка вырисовывается уже совсем другая.

Девочке была дана команда срочно заболеть и свалить в часть к своему парню.

Глотнув прохладной воды, возвращаюсь к вновь расчерченной схеме. Я теперь знаю, почему Катерина рисуется в центре всего этого. Это не мои заёбы на её счет. Это ключик, который сразу подкинула выдрессированная интуиция. Просто я изначально знал далеко не всё про её сестрёнку. Теперь знаю. А Катерина и Маришка в связке. Жизнь обеих зависит от Магомеда.

Хотя, если глянуть на маму, то, наверное, троих. Она вряд ли переживёт гибель младшей дочери. Женщина на грани. Сил нет. Нервная система истощена. Ей бы самой под капельницами полежать. И это она не знает, в каком аду живёт её старший ребёнок. А муж у неё мудак, ничем не лучше Магомеда.

До хруста размяв затёкшую шею, двигаюсь дальше.

Деньги на лечение… Мага говорил, что их задержали. Ложь. Последнего платежа в клинику ещё не было. Тварь решила, что так держать рядом с собой женщину ему стало слишком дорого. Да и не выгодно это. Такие бабки ведь можно провернуть в бизнесе и заработать. Шалиеву нужен наследник. Катерина обязательно должна залететь за ближайшие пару месяцев, а потом...

Я не знаю, есть ли у нас шанс спасти Марину. Если честно, мне пиздец как страшно. Гибель детей всегда переносится тяжело. Наверное, потому что у самого сын. Или потому, что ублюдок будет ходить по земле, а маленькой девочки, которая так любит рисовать, не станет.

Продолжаю сводить договора, цифры, имена, отслеживать движение денег и где теряются концы.

К рассвету удаётся закончить только одну полноценную ветку схемы: