Неудача в наследство (СИ) - Романюк Светлана - Страница 33

Здание школы открылось его взору внезапно, как раз тогда, когда он терял последние крохи терпения. Выкрашенная тёмно-бордовым, почти чёрным, покатая крыша, резные белые наличники и широкое утопающее в зелени крыльцо, дорожку к которому мела девчушка лет десяти, а может, и младше.

— Красавица, воды путнику не подашь? — обратился к ней Михаил, каркающим из-за пересохшего горла голосом.

Та встрепенулась, выронила от неожиданности веник и ахнула. В ту же минуту хлопнула школьная дверь и на крыльце возник вчерашний знакомец — Архип. Такой же лохматый и настороженный, как и накануне.

Михаил сидел за столом в собственном кабинете и разглядывал лист бумаги, лежащий перед ним. Кто бы мог подумать, что добыть этот сероватый рыхлый клочок будет столь сложно! А уж записать на нём семь коротких строк и вовсе труд для простого смертного непосильный — только герою эпоса народного по плечу, не меньше.

Михаил и чувствовал себя таким героем, когда сражался с подозрительностью Архипа. Мальчишка был даже не упрям — упёрт. Смотрел на незваного гостя исподлобья, щурил настороженные глаза, отвечал односложно или вовсе молча плечами пожимал. Сестра его — а по характерному разрезу глаз, по одинаково вздёрнутым носам и похоже изогнутым бровям было абсолютно понятно, что девчушка с веником была сестрой этого нелюдима, — принесла путнику прохладной чистой воды в ковшике и скрылась где-то в глубине школы, оставив гостя один на один с братом. Тот всячески показывал, что пришедшему не рад и ждёт не дождётся, когда он удалится. Чуть смягчился школьный страж, услышав упоминание Кречетовой. Не размяк, нет, не разговорился, а всего лишь в класс позволил войти и подождать Анну Ивановну там.

Минуты тянулись мучительно неторопливо. Михаил на десять раз пересчитал все ученические столы и стулья, в подробностях запомнил вид из окна, успел изучить все линии и изгибы древесных волокон на поверхности стен. Оценил чистоту глянцево поблёскивающего, по всему видно, недавно окрашенного пола. Под укоризненным взором Архипа устроился на учительском месте. Барышня Кречетова не появлялась.

Если ученические парты и скамьи выглядели добротно, но недорого, то мебель учителя кричала, что руку к её созданию приложил мастер, работа которого высоко ценится. Стол был удобный, надёжный и явно женский: с фигурными ножками, с тонкой резьбой на крышках выдвижных ящиков в подстолье и ажурными узкими полочками невысокой надстройки. Массивный стул вполне мог претендовать на звание кресла. Михаил откинулся на его широкую спинку и попытался расслабиться. Не удалось.

Архип стоял в дверях и бдел. Видно, боялся, что стоит отвести взор, и Михаил сопрёт грифель для аспидной доски, перо с чернильницей или, того хуже, перочинным ножиком на столешнице непотребное слово нацарапает.

— А Анна Ивановна часто в школу заходит в дни, когда уроков нет? — наконец вымучил из себя вопрос Михаил.

— Случается, — пожимая плечами, буркнул мальчишка. — Не скажу, что часто.

— А она заранее говорит, придёт или нет?

— Случается… — повторил Архип. — Про сегодня не говорила…

Михаил побарабанил пальцами по столешнице. Помолчали.

— А может, мы с тобой поговорим? — спросил Михаил. — Мне, видишь ли, узнать кое-что нужно. Важное.

Мальчишка молчал, насупившись, энтузиазма не выказывал, впрочем, и убегать не спешил, что вселяло надежду.

— Ты, может, слышал про случай на балу у княгини Невинской?

Мальчишка шмыгнул носом и буркнул:

— Откель? Мы по балам не ходим…

Михаил чертыхнулся, разговор не задался.

— Ну так я скажу, — попытался он выправить беседу. — Там прямо во время бала котёнка убили. Теперь княгиня в гневе, а злодея этого Андрей Дмитриевич ищет.

— Заседатель, — кивнул Архип. — А вы-то чего выспрашиваете?

— А я, видишь ли, ему в поисках помогаю. По-приятельски.

Вновь томительная пауза и стук пальцев по столешнице.

— Я здесь человек новый, — попробовал зайти с другого бока Михаил. — Приехал несколько месяцев назад. Думал насладиться тишиной и спокойствием родного края. Кто ж знал, что у вас тут такие страсти происходят. Кошек вот кто-то душит. Кошкодав какой-то… Это ж надо, год злодей орудует, а его и не ищет никто!

Архип вначале никакого интереса к сказанному не проявил. Стоял, набычившись, и смотрел в пол. Затем резко голову вскинул и уставился на гостя с новым интересом.

— И впрямь, недавно вы… — протянул он и осёкся.

Михаил сделал вид, что слов мальчика не заметил. Продолжил рассуждать в пустоту, сетуя на жестокость одних, невнимание и попустительство других. Говорил, что вот бы с хозяевами убитых котеек побеседовать, может, они какие подробности припомнили бы, а то он только отца Авдея и знает. Конечно, беседовать не он лично будет, в дела заседателя он не вмешивается, но вот имена ему передать вполне может, чтобы Андрей Дмитриевич попусту ног не бил и время экономил. Мальчишка слушал, потихоньку оттаивал. Когда Михаил завёл ту же песню на третий круг, Архип буркнул:

— Я скажу, у кого кошек убили.

И начал перечислять имена.

Михаил вначале честно пытался их запомнить, но уже после пятого понял, что непременно что-то напутает, и остановил мальчишку:

— Постой, а давай я запишу лучше.

Откинул крышку с чернильницы, взялся за перо. На полочках лежали две стопки. Одна невысокая с белой, плотной бумагой не ниже второго сорта, а вторая повнушительнее, но бумага в ней и на шестой сорт не тянула. Рука протянулась к первой пачке, но от дверей послышалось: «Это Анны Ивановны листы!» — и траектория движения конечности резко изменилась, пальцы сами ухватили серое, рыхлое непотребство. Михаил чуть не сплюнул от досады, пытаясь с независимым видом царапать имена. Перо цеплялось за бумагу, оставляло царапины и дыры, линии получались неровными, некоторые буквы и вовсе за кляксами прятались.

Теперь Михаил вглядывался в этот перечень, сидя у себя дома. «Ну прочитать можно», — утешил себя он и кликнул Степана. Тот появился быстро, словно за дверью караулил.

— Принеси перекусить чего, — велел ему Михаил и добавил: — И мсьё Нуи передай, пусть ко мне явится.

— Разносолы сей момент будут, — уверил его Степан. — А мсьё, не обессудьте, я ничего передать не смогу. Он как днём ушёл куда-то, так до сих пор не воротился…

Михаил отпустил слугу взмахом руки и вперил озадаченный взгляд в окно, за которым сгущались сумерки.

Аннушка сидела за столиком у окна и пыталась писать. Чёткие округлые буквы складывались в слова. На бумаге появлялись ровные строчки. В верхней части листа красовалось слово «заявление», но в голове крутилось — «донос».

Аннушка корпела над ним уже пару часов. Дело продвигалось медленно. Видящая то и дело останавливалась и, отложив перо в сторону, или смотрела в сгустившуюся за окном мглу, или роняла лоб на сплетённые руки.

Сестра Мария, когда учила Аннушку, частенько говорила, что боги знают, кому какую ношу вручить. Они знают, а она, Аннушка, нет. Не знает и не догадывается.

Вспомнились слова Михаила Арсеньевича Милованова: «…одарила она меня на прощание… Так сразу и не поймёшь, то ли благословила, то ли весь род прокляла…» Это он про свою удачу говорил, только у Аннушки стойкое впечатление возникло, что эти же слова можно и про её способности переиначить. Любой дар — это не только благо.

Знаки на руке, словно на мысли Аннушки откликнулись, потеплели, погорячели даже, засветились мягким светом и угасли, прощаясь с очередным треугольником. Четырнадцать. Осталось ровно четырнадцать дней до конца пари. Целая вечность по сравнению с тем, сколько отпущено Настасье до конца жизни. Несоизмеримо и несопоставимо.

Все переживания и тревоги последних дней стали казаться мелкими, суетными. Что такое усадьба? Несколько стен, кустов и тропинок. Это можно и потерять, с этим можно и расстаться. Память? А разве на её память кто-то покушался? Кто может забрать у неё воспоминания? Уж это ни папенька проиграть не в силах, ни Милованов выиграть. Бабушка? Да. Ежели усадьба перейдёт в чужие руки, видеться с Александрой Степановной будет затруднительно. Но не невозможно же! Так чего же она, Аннушка, так всполошилась? Пока живёшь, можно решить любую проблему, ответ на любой вопрос найти, ну или стремиться к этому. Пока живёшь…