Я твоя навеки, ты мой навсегда (СИ) - Ночь Ева - Страница 13

– Что ж ты творишь, Бояркина? – поинтересовался Бодин голос у меня за спиной.

Я малодушно прикрыла глаза, потому что дышать стало резко нечем. А тот воздух, что ещё остался, пах Островским, его холодным парфюмом.

От Боди веяло таким жаром, что колкие мурашки пробежали по спине и расслабились, греясь в лучах его энергетики.

К счастью, он меня не касался. Но достаточно было того, что его дыхание шевелит волосы, а губы оказались аккурат возле уха.

– Я закричу! – жалко пролепетала я слабым голосом. Островский фыркнул.

– Поздно кричать, Илон. А точнее, можешь попробовать. Здесь прессы – на каждый квадратный сантиметр. Хочешь стать звездой? Так сделай это, не стесняйся. И я заодно погреюсь в лучах твоей славы. Мне как раз софиты только на пользу. Будет мощнейший пиар-ход. Правда, я не уверен, что бизнес в сфере IT-технологий расцветёт на почве скандальчика, но я готов рискнуть, проверить и эту теорию.

Он издевался. При этом нашёптывал всю эту белиберду прямо на ухо, когда мог просто говорить, не применяя вот эти низкие шаги воздействия на эрогенные зоны.

– Оставь меня в покое, Островский, – у меня получилось сказать это с достоинством. Даже голос не дрогнул.

– Да я вроде бы тебя и не беспокою, – в зеркале я увидела, как он любовно огладил взглядом мой профиль и демонстративно поднял руки, показывая, что даже не прикасается ко мне.

Он будто не понимал, что уже нарушил границы моего личного пространства и вторгся на территорию, куда пускать его я не собиралась. Или наоборот?.. В любом случае, всё это лишнее, а мне дополнительные волнения и метания ни к чему.

– Тогда выйди и закрой дверь с обратной стороны. Это дамская комната и делать тебе здесь абсолютно нечего.

– Я выйду, конечно. Выйду обязательно. Но перед этим ответь мне на один-единственный вопрос: что ты задумала, Бояркина?

Я уже не соображала, что он от меня хочет.

– В каком смысле? – попыталась взять себя в руки.

– Хорошо. Пойдём длинным путём, – благосклонно улыбнулся он и легонько подул мне на шею. Колени опасно дрогнули. Стоять, бойцы! Мама не приказывала сдавать крепость! – Что ты здесь делаешь?

– В туалете? – обезумевший мозг искал запасной выход, но уже готов был сигануть без парашюта, рискуя разбиться вдребезги на сияющем кафельном полу.

– На выставке Белова, – уточнил Островский терпеливо.

– Картины смотрю? – пролепетала я, где-то на осколках сознания понимая, что на вопросы вопросами отвечать – гиблое дело.

– Значит, пришла приобщиться к искусству, – удовлетворённо пробормотал этот гад и, словно невзначай, коснулся губами мочки моего уха.

Кто там расписывал, как бьёт электрическим током? Врут. Это совершенно не те ощущения, но это настолько сильно, что находиться рядом с источником опасности становится невозможно.

«Беги! – заорал Песси, не высовывая нос из засады. – Спасайся, кто может!»

«Сдавайся! – хихикнул Опти. – Это будет крышесносный плен! Из каждой ситуации нужно уметь урвать самое приятное!»

– Вот что, Островский, – усилием воли я заставила себя оторваться от зеркала и сделала поворот на сто восемьдесят градусов. – Не знаю, что ты себе напридумывал, но, уверяю тебя: я пришла на выставку, а не за тобой гоняться. Слишком много чести. Сделай, будь добр, шаг назад и дай мне пройти. Меня ждут.

– Подождут, – сверкнули опасной синью Бодины глаза, а губы оказались в опасной близости от моих губ.

О, нет-нет! Только не это!

Глава 7

Богдан

Найти её было делом дедукции. Раз красное платье исчезло с поля зрения, значит его хозяйка могла скрыться только в одном направлении.

Ладно, вру: она могла быть где угодно, но я решил проверить самую простую версию и не прогадал.

Не знаю, о чём я думал, врываясь в женский туалет. Ничем, видимо. У меня мозг кипел, в груди клокотал ядерный реактор, а поэтому здравый смысл спасовал перед лавиной смешанных чувств, которые преобладали и уже победили.

Этот Ястреб меня просто выбесил, когда посмел заявить, что Бояркина – его женщина. Сейчас. С разбегу головой в асфальт. Там ждут тебя неприятности и прочие мерзости, о которых ты пока даже не догадываешься. Сюрприз, сюрприз! Я люблю делать спонтанные и щедрые подарки, поэтому Ястребовский мог рассчитывать только на плодотворное сотрудничество в бизнесе. Бояркину ему не видать, как своих ушей. Да и всем остальным тоже.

Я должен был её увидеть тет-а-тет. Понять: перебурлило или нет. Хотя это и самообман: о каком перебурлении идёт речь, если я с катушек слетел?

Всё остальное была чистая игра на нервах. Я хотел посмотреть, как она на меня реагирует. Как будто что-то изменилось. Да всё осталось так, как и было: этот бесконечный химический процесс между нами не закончился и в осадок не выпал. Там бесконечные цепные реакции, когда коротит так, что впору развешивать новогодние гирлянды. Кстати, тема. Как раз по сезону: Новый год на носу. Есть повод приукрасить серость будней.

Бояркина сопротивлялась, а это ещё больше подливало радиационных изотопов в мой атомный реактор. Сопротивляйся, дорогая. Когда материал сопротивляется, он становится чище и прекраснее, как благородный металл, очищенный от всяческих примесей.

Нет, я ничего не забыл. Как она меня променяла на деньги не забыл. Как повелась на папкино предложение не забыл. Но кто я такой, чтобы судить сейчас? Может, на тот момент это было и правильным решением. Осталась бы со мной, гордым и нищим и, возможно, мы бы разбежались, не выдержав суровых будней. А так… я стал тем, кем есть. Без неё. Она достигла, чего хотела. Без меня. Всё, что ни делается, к лучшему. Правда, я так себя уговаривал, потому что другого сценария развития отношений у нас не случилось.

Я пока точно не знал, чего хочу от неё, но понял, что не намерен со стороны наблюдать, как какой-то хрен её окучивает.

Наверное, я хотел отомстить. Где-то там, в глубине души. Все эти годы что-то во мне такое шевелилось. Доказывать уже смысла нет – я и так всё доказал, во всём преуспел, и она, не сомневаюсь, уже смогла изучить и оценить показатели моей успешности.

Но месть оказалась не главной. Надо, наверное, закрыть все долги перед родиной и партией (зачёркнуто) собственным эго и мужским доминированием.

Мужик во мне её хотел. Почему я, собственно, должен от этого отказываться? У меня же буквально крышу сносит после нашей горячей встречи в офисе Громова. Мужик во мне противился против других представителей мужского пола с ней рядом. Почему я должен на это спокойно смотреть? С чего бы? С какой радости?

И то, что она сопротивлялась, только ещё больше раззадоривало мой и так пробивающий небесный свод азарт.

Она юлила. Не говорила правду. А ведь я спрашивал её по-хорошему. Ну что ей стоило сказать, что она подалась в какое-то там зачуханное брачное агентство, которое ей подгоняет женихов пачками, а она в них роется буквально, как в сору?

Нет же, она предпочла рассказывать, как увлечена искусством и просто жить не может без картин Белова. Хорошо хоть самого Стёпы рядом не было, а то почётная роль пятой урны в десятом ряду ей была бы обеспечена. Да что там: она была бы прима-балериной на холсте очередного его шедевра! Кому я вру. Стёпа уже спит и видит, как он изобразит Бояркину. Муза. Вдохновение. Тьфу!

Это моя муза и моё проклятие. И уж я со своей Бояркиной разберусь как-нибудь сам, без посторонней помощи и без участия всяких элитных жеребцов, что мечтают войти в её стойло.

Ну, раз Илонка решила поиграть, кто я такой, чтобы отказывать ей в такой малости?

Я намеренно елозил по ней взглядом, дышал в затылок и будто случайно коснулся уха губами. Всё было ювелирно просчитано и продумано. За исключением одного момента, о котором ей никто не скажет: вся эта намеренность выходила мне боком. Илона влияла на меня как афродизиак. Это была игра в одни ворота. Вратарей двое, а ворота у нас одни. И пока я пытался не проиграть, хоть и очень был близок к поражению.

Губы её оказались в опасной близости от моих губ. Илонкины слова о том, что её ждут, – стартовая ракета. Но мы и не такие самонаводящиеся цели сбивали.