Ты меня поймал (СИ) - Вольная Риша - Страница 20

Я неожиданно понимаю, что, пока «плавала» в его глазах, мои руки освободили от наручников.

— И не забывайте, Илларионова, о моём предупреждении. Второго шанса у вас не будет. Найду и запру.

Сглатываю сухой ком в горле и пытаюсь незаметно восстановить дыхание, сорванное за время поцелуя. Это вон граф Дракула спокоен как скала, а я только что пережила самый откровенный опыт из своей сексуальной жизни.

— Не забуду, — шепчу в ответ, желая скорее оказаться в стенах родного дома.

В груди предательски заныло от очередного разочарования в мужчинах, но именно с ним я не имею на это право. Этот мужчина для меня лишь посторонний и не более.

Такой посторонний, с которым ты целуешься уже второй раз подряд и который снится тебе по ночам в откровенных сценах.

Меня более никто не держит. Я понимаю, что моя сумочка с телефоном, мелочью и ключами осталась где-то в шкафу этого мужчины, что сейчас недовольно смотрит на меня. Но мне всё равно.

Я сжимаю зубы, проглатывая желание сказать напоследок что-то особенно едкое, и, расправив плечи, собираюсь вернуть пиджак его законному владельцу.

— Не стоит. Он всё равно испорчен, — холодно чеканит де Бомарше, тем самым мысленно торопя меня его покинуть.

Отвергаю глупое показное — бросить вещь прямо на асфальт, так как мне ещё до дома пешком и под дождем топать, и просто отворачиваюсь от Третьякова.

Сложно даётся только первый шаг, а потом, чувствуя между лопаток его свинцовый взгляд, я уверенно набираю скорость.

С ним нельзя иметь ничего общего! Это опасно! Опасно, Лара, не только для твоего покоя, но и, кажется, для целости твоего глупого сердца.

Осколки сердец, подобных твоего, у этого мужчины великое множество, а он даже не слышит звона их падения.

Вернувшись в тот вечер после шпионажа домой мокрой и холодной, я оккупировала ванну часа на три с регулярной сменой воды на погорячее. Покой и тепло — это всё, что меня тогда волновало.

Сегодня, скорее всего, придёт с проверкой баба Юля — соседка напротив, у которой я взяла запасной ключ. Мой короткий рассказ о том, что упала и при падении потеряла ключи из сумочки, её не впечатлил. Это я ещё пиджак заранее сняла, а то вообще бы дознание с пытками провела. Как — никак двадцать пять лет работы в органах Федеральной службы безопасности произвели неизгладимый отпечаток на характере и привычках этой дамы крайне преклонного возраста.

А сумочку было жаль… мамина. И с телефоном теперь много возни будет… надо восстановить симку, купить новый агрегат, перенести важные номера в память, благо я их на всякий случай выписываю в записную книжку.

Вздохнула, открывая глаза.

На часах близится полдень, и тело отказывается и дальше валяться в постели.

Душ, быстрый завтрак и острое нежелание выходить на улицу, которое настигло меня, когда сборы уже были закончены, а сама я стояла перед входной дверью.

А вдруг Третьяков за ночь передумал, и сейчас меня в каком-нибудь углу поджидает его охрана во главе с блондином, кажется, Захаром.

Отошла от дверей и присела на поскрипывающий пуф без одной ножки. В памяти оживают угрозы Дракулы, и я решаю остаться дома.

Впереди два выходных. Планов у меня не было, заказов тоже. Можно просто перенести все дела на понедельник, а всё это свободное время рисовать в своё удовольствие.

На этой позитивной ноте я сбросила шарф и пальто обратно на вешалку-треногу возле себя.

Вернулась на кухню и заварила любимый чай с щепоткой мяты, хваля себя за верно принятое решение.

Во всём нужно время и терпение. За два дня моего заточения Третьяков успокоится, охрана доложит, что я, напуганная им до смерти, безвылазно сижу дома, и всем будет радость в карму.

Тем более глупо такому, как он, бояться меня. Ну куда я с этой информацией пойду?! В газеты, интернет с его социальными сетями… это же совсем надо быть чокнутой, чтобы открыть борьбу против графа де Бомарше без спецназа в кармане и «большого» дядюшки в палате министров.

Чай, как всегда, помог успокоиться и даже немного расслабиться. Я, воодушевленная, отправилась в свой, так сказать, рабочий кабинет, но застыла на его пороге.

С шести картин, расставленных по всей комнате, на меня смотрели убийственно холодные изумрудные глаза.

Покоя как не бывало.

Вот зачем я почти до утра рисовала глаза продажного человека?! Почти любовно прорисовала каждую чёрточку этого безбожника, продающего младенцев, а может быть, и их матерей.

Перед глазами стоит та беременная девушка из замка Дракулы, её почти лихорадящий взгляд стыдит меня и усиливает ропот совести. Как я могу ей помочь? Ну как?

Деликатный, но уверенный трёхкратный стук в двери опрокидывает меня в реальность, а остатки ещё горячего чая проливаются из чашки на руку, когда я дёргаюсь всем телом от резкого звука. Нервы ни к чёрту стали.

— Чёрт! Чёрт!

Ругаюсь на собственную неосторожность и быстро прячу портреты Третьякова в шкаф.

Это пришла моя соседка баба Юля, а она любит между прочим позаглядывать в комнаты.

— ЭХ, ты всё-таки дома, — прямо с порога сокрушенно начинает старушка. — Такая погода. Благодать. Пошла бы хоть прогулялась, полюбовалась осенними пейзажами.

— Спасибо, баб Юль. Вчера уже погуляла. Работать надо, — аккуратно подбирая слова, строю из себя практически бизнес-вумен.

— Ну, как говорится, работа не волк… — и, не обращая на мою тщедушную комплекцию на своём пути, продвигается в гостиную. — Я тут с гостинцем к тебе…

И только теперь замечаю в её руке пакет с чем-то явно вкусным. Соседка моя готовит просто отменно.

— Чудесно. Тогда, может, чаю? — любезно приглашаю на кухню, где начинаю усердно хлопотать.

— Ларусь, ты это, не суетись. Присядь — ка, разговор к тебе имеется.

Вздохнула, но выдохнуть уже не получилось. Моя гиперактивная старушка уже перехватила моё запястье и усадила за стол напротив.

Взгляд у неё решительный, брови нахмурены, и я жду казни египетской, но баба Юля почему-то мнётся и никак не может подобрать слов. Суетливо раскладывает пирожки в заранее приготовленную мною тарелку, бросая в мою сторону всё те же непонятные взгляды.

— Юлия Борисовна, чего случилось-то? Рассказывайте, — подбадриваю женщину, хотя такое у нас с ней впервые на моей памяти.

А склерозом, слава богу, я ещё не страдаю.

— Замуж тебе надо, — огорошивает меня женщина и прекращает возиться с выпечкой.

Я так удивлена, что даже запах пирожков с яблоками пропускаю мимо, но желудок отзывается недовольным урчанием на такую несправедливость жизни.

— Ларусь, ты кушай, кушай. Голодная, небось… вон светишься вся. Худющая такая, — тут же откликается бабушка, подталкивая тарелку ко мне. — Кушай да на ус мотай мою придумку.

Голодная — это не то слово… я уже забыла, когда ела в последний раз. Беру пирожок и с удовольствием откусываю ароматное тесто.

— Нельзя тебе одной, Ларочка. Ну вот никак. Ты дитя у нас домашнее и творческое, а теперь приходится самой весь быт тащить. Вот я и подумала, что тебе надо срочно замуж.

— Так нельзя же мне, баба Юля. Вам же известно о моей проблеме.

Бурчу с набитым ртом и тянусь за своей чашкой, чтобы запить.

— Знаю я. Отец просветил уж меня, но может, и ошибся.

От неё я такого точно не ожидала услышать. Юлия Борисовна была одной из первых почитательницей родителя.

— Не сердись, Ларусь. Я из добрых побуждений. Надо всё пробовать, и Вениамин Петрович не был Богом, а и тот порою ошибается.

Решаю не отвечать, так как не согласна с женщиной, но спорить с ней всегда без толку.

— За кого замуж? Как вам известно, с женихами у меня не густо, — бодро меняю тему и тянусь за вторым пирожком.

— Тоже не удивила. Откуда им взяться, если из дома носа не показываешь. Такую красоту прячешь среди старой рухляти, пыли и баночек из-под краски.

Усердно жую пирог. Безкомментариев.