Отец-одиночка поневоле (СИ) - Ночь Ева - Страница 25

Не знаю, как я это почувствовал. Глядел на неё во все глаза и язык к нёбу присох – не знал, что ответить, а рычать не хотелось и обижать её тоже.

– Что же вы такой упрямый? Садитесь, я приложу лёд к пальцу. И надо бы к врачу. Там, скорее всего, перелом, но вы же отмахиваетесь. Предпочитаете заниматься мазохизмом.

И я сел, как дурак. Она меня будто околдовала своим спокойствием и заботой. Следил, как она ловко выбивает кубики льда из формы, заворачивает их в салфетку и присаживается на корточки, чтобы…

– Я сам! – наконец-то ко мне возвратился разум. Ещё не хватало, чтобы она с ногой моей возилась. – Поищи лучше пакет и обезболивающее. Где-то здесь аптечка должна быть. Вон в том шкафчике, – указал я рукой, а сам примерился, как в носок запихнуть салфетку со льдом.

Алиса молча подставила стул, чтобы мне сподручнее было.

Аптечку она нашла и тяжело вздохнула.

–Антисептики и жаропонижающее, бинт и разогревающая мазь. Всё просроченное.

Ну, да, я болеть не любил. Но всё же надеялся, что обезболивающее завалялось.

– Ну, бинтам сложно просрочиться, – возразил я. – Выкинь всё в мусорку.

Она покачала головой, протянула пакет, чтобы я ногу замотал, и вышла молча, оставив меня один на один с мыслями и накатывающим раздражением.

Я смотрел ей вслед. И если поначалу желал, чтобы она ушла и оставила меня в покое, то сейчас бесился как раз от противоположных чувств: мне плохо, а она взяла и ушла? Значит, я ошибся. Откуда в ней искренность и соучастие? К чужому мужику?

И пока я распалял себя этими и подобными словами, Алиса вернулась.

– Выпейте, – протянула мне таблетки. – Я сейчас воды дам.

Вот же. А я плохо о ней подумал. Но стыдно не было. Видимо, в какие-то моменты в каждом просыпается махровый эгоист, который всё же хочет и внимания, и тепла, и заботы. Особенно, если она такая, как у Алисы: без воплей, кудкудахтанья, навязчивости.

Вообще она мне сегодня почти нравилась. Меня просто магнитило к ней, когда она не показывала коготки и зубки.

Я намеренно прикоснулся к её пальцам, когда стакан брал. Захотелось.

Она руку не одёрнула, но и не позволила задержаться.

– Посиди со мной, – потребовал. – Мне надо это пережить. Боль легче всего переносится, когда ей зубы заговаривают.

– Я останусь при одном условии, – сложила она руки на груди и подпёрла задом подоконник.

– Начинается. Ты не можешь без условий, женщина? Просто побыть и поговорить со мной?

– Вы завтра с утра пойдёте в больницу. Вам нужен рентген и гипс.

– Слушай, уже, наверное, что-то посовременнее придумали, чем гипс. Ты дремучая какая-то.

– Это вам скажет ваш врач. Я всё же дизайнер интерьеров. И да, в столицах не жила и, к счастью, ноги о цветочные горшки не ломала.

– Язва.

– Хам, – неожиданно выдала она и отклеилась от подоконника.

– Стоять! – приказал я, потому что внутри закипал горячий ключ, пытающийся прорваться гейзером наружу.

– Ну, тогда уж лучше «сидеть», как собачке. Я ведь для вас как раз такая? Пекинес или мопс?

– Да нет, русская борзая, – клацнул зубами.

Так. Надо снизить градус общения. Искать компромиссы. Я ведь как раз этого хотел? А не скандалить и шпильки бесконечно пускать. Поэтому беру себя буквально за горло. Мужчина обязан уметь переламывать ход любых переговоров, если они заходят в тупик.

– Завтра схожу, обещаю. Побудь со мной, пожалуйста.

Вышло хорошо. Не просительно, с достоинством, по-мужски. Хоть и поперёк моих принципов. Хотя, с другой стороны, какие-такие принципы? Ерунда всё. Главное в переговорах – найти правильный подход, тон, точки соприкосновения.

Алиса не оскорбилась, не стала дуть губы. Вскинулась, да, но после моих извинений и просьбы сразу же остыла.

Будь тут Маришка, уже бы и надулась, и обиделась, и гордо дверью хлопнула. А потом я ещё бы и танец папуаса исполнил, чтобы её задобрить. С Алисой всё не так.

– Я сварю вам кофе, – сказала она и направилась к плите. А мне почему-то хотелось, чтобы она рядом сидела.

Но нет так нет. Для разговоров любое расстояние подойдёт. Разве что глаза её не видно. Зато я могу наблюдать за её движениями и видеть эмоции. Стоит в профиль, не спрячется.

– Сколько тебе лет? – надо же с чего-то начинать? Я ведь до сих пор ничего о ней не знаю.

– Двадцать шесть.

– Средняя сестра? – уточнил.

– Да. Ира старшая, Поля самая младшая была. А я посередине.

– Замужем не была? – очень личный вопрос, знаю. Но уж если знакомиться, то неплохо бы всё же вести диалог. Отстранённые темы меня сейчас не очень интересуют.

– Нет. Как-то не до того было. Вначале училась, потом помогала Поле Машку нянчить.

– Старая дева, значит? – хмыкнул, вдруг представив, что, возможно, у этой утончённой девушки никого и не было. И почему-то жарко стало.

– Я не обязана отвечать на подобные вопросы, – обернулась Алиса ко мне и прямо посмотрела в глаза. – Но нет, не старая и не дева. И давайте на этом закроем тему моей несостоятельности в семейной жизни. Мне не нравится, что вы об этом спрашиваете.

Глава 29

Алиса

– А парень у тебя есть?

Кажется, для Алексеева не существовало слова «нет».

Парень у меня был когда-то. Ничего серьёзного, хоть я какое-то время думала иначе. Он испарился сам по себе, когда мне стало не до отношений: у Поли были тяжёлые роды, кесарево сечение. Она из роддома вышла, шатаясь на ветру.

Кто-то должен был ей помочь, и я старалась, как могла.

Я только-только окончила институт и нашла работу. Хваталась за всё подряд, чтобы мы могли удержаться на плаву: родители болели, от Ирки помощи ждать не приходилось, Полинины декретные – мизер, но как-то мы тогда выкарабкались. А ухажёр мой тем временем растворился, будто его никогда и не было.

Я даже не горевала, не переживала, не расстраивалась. Не до того было.

– А то я тебя как-то выдернул лихо, умыкнул, можно сказать…

– Раскаиваетесь? – фыркнула я, глядя в его задумчивое лицо.

– Нет, куда уж мне, – проворчал он, пытаясь пристроить поудобнее больную ногу. – Просто подумал, вдруг толпа воздыхателей твоих понаедет, придётся отбиваться, а я тут не в форме немного.

– Били бы ногами? – подвинула я стул, чтобы ему комфортнее было.

– Я тебе каратист, что ли? Я, как положено: кулаком в дюндель.

– Боксёр, что ли? – передразнила я его. Алексеев фыркнул.

– Что ж ты такая колючая, Алиса Батьковна?

– Какая есть. Других не подвезли, – поставила я перед ним кофе.

– Ох, и наплачется тот миллионер, за которым ты сюда приехала.

– Я приехала исключительно потому, что вы забрали у меня ребёнка. А так бы сидела в своём городе, работала у Валериго. А что касается моего миллионера… он будет меня любить. И примет такой, какая я есть: с моими колючками, с моим ребёнком. Другого мне не нужно. Павлины хороши в зоопарке. В жизни я хочу другого.

– И чего же ты хочешь в жизни, Алиса Батьковна? – Алексеев сделал глоток кофе и посмотрел на меня поверх чашки.

– Алиса Сергеевна, – поправила я его. – И, наверное, ничего нового не скажу. Я хочу стабильности и надёжности.

– Ну-у-у, этого же мало? – посмотрел он на меня с прищуром и улыбнулся.

Через страдания растянул губы: у него всё ещё болело, и о боли он не мог забыть, хоть и пытался вести чинную беседу. Точнее, с удовольствием копался во мне.

Если ему так легче – пусть. Но, наверное, это не признак мазохизма с моей стороны, а невольное подпадание под чары этого несносного мужчины. Сегодня он меня не раздражал. Может, потому что оказался слабее и беспомощнее.

Как ни странно, это примиряло меня с его властным существованием и тем, что он перекроил мою жизнь, как ему нужно было.

Временное перемирие, пока ему плохо.

– Стабильность и надёжность – главные компоненты моей жизни, на которые бы я хотела опираться. Естественно, я хочу расти профессионально, удачно выйти замуж, родить детей и пилить мужа по воскресеньям для профилактики.