Отец-одиночка поневоле (СИ) - Ночь Ева - Страница 27

– Ты машину водишь? – просверлил он ещё одну дырку во мне взглядом.

– Нет. У меня и машины никогда не было.

– Значит будет у тебя машина с водителем. Постараюсь за сегодня решить этот вопрос.

На том мы и расстались. Алексеев похромал по своим очень важным делам. Я надеялась, что, прежде всего, в больницу поедет. Напоминать не стала: он ведь взрослый и самостоятельный, а я тут всеобщей нянькой не нанималась.

Мы же с Машкой дождались звонка Юли и отправились за новыми подвигами – в детский сад.

– Пивет, пивееет! – пела радостно Машка, здороваясь с Александром и Радой.

А я подумала: как хорошо быть ребёнком. Они только вчера познакомились – и уже друзья, радуются друг другу, щебечут, делятся новостями.

– Как дела, егоза? – спросила Масяню Юля.

– Плохо, – выдал ребёнок со вздохом. – Алиса и папа угаются. А обещали, что поженятся. Но аз угаются, значит свадьбы не будет. Не знаю, что с ними делать…

О, да. Это шедевральное заявление. И Юля слишком пристально смотрит на меня. Придётся как-то объясняться с ней, почти оправдываться. Как раз всё то, что я очень не люблю делать!

Глава 31

Евгений

– Перелом, – констатировал сухо травматолог, разглядывая снимок. – В таких случаях нужно сразу же обращаться в больницу, а не ждать, что рассосётся.

Я покорно молчал, понимая, что свалял дурака.

– Жёсткая фиксация и покой. Я бы посоветовал вам не геройствовать, а соблюдать все предписания. Посидеть дома на больничном. Устроить себе отпуск и максимально снизить нагрузки на ногу. Посмотрите сюда, – поднёс он к моему носу снимок. – Удар был сильным. Это осколочный перелом, а поэтому не занимайтесь мазохизмом.

И мне наложили гипс.

– А посовременнее ничего нельзя? – спросил я с надеждой, проклиная прозорливую Алису и представляя, как она будет надо мной потешаться.

– Я врач старых традиций, – сказал мне этот эскулап душевно и посмотрел на меня садистски-добрыми глазами. – Гипс «сапожок» – идеальное решение для таких неугомонных пациентов, как вы. Жёсткая фиксация плюс невозможность бегать и скакать в то время, когда ноге нужен максимальный покой. Пейте соки, лежите на кровати, как падишах, а ваша жена пусть кормит вас бульонами и плюшками.

– У меня нет жены, – буркнул я, не в силах побороть раздражение.

– Сочувствую. И завидую: у вас будет время насладиться одиночеством, решать вопросы дистанционно и посмотреть любимые телепередачи.

В общем, «сапожок» оказался не испанским, с орудием пыток ничего общего не имел. Ходить только в нём было крайне неудобно, особенно если учитывать погодные условия.

Я принял неизбежное. Ну, что ж. Надо уметь корректировать планы и перестраиваться. Раз я временно выбыл из строя, значит так тому и быть: семейные ценности вышли на передний план.

Собственно, это и хорошо. Что ни делается – к лучшему. У меня есть возможность больше уделить времени Машке, проконтролировать не в меру активную Алису, а заодно подумать над отношениями с Мариной.

Вся ситуация в целом меня радовала с одной стороны и угнетала с другой. Ссора с невестой тяготила, как никогда. Мотивы я понимал, последствия принять никак не мог.

Всё же не чужой человек. А три года, проведённые вместе, никак не указывали на то, что ситуация безнадежна. Я привык бороться за своё и побеждать. Всегда должны находиться компромиссы. О чём-то другом я и думать не хотел.

Из больницы я выплыл гордо, как подбитый фрегат. Паруса потрепало, мачту снесло, но в общем целом я вполне мог передвигаться и достигнуть гавани.

Уже в машине сделал несколько звонков.

– Андрей Игнатьевич, – приласкал я своего зама, – непреодолимые обстоятельства снова отвлекают меня от работы. Считайте, что я в незапланированном отпуске.

– Что-то случилось? – осмелился всё же спросить мой зам.

Признаться, что на меня напал цветок в коридоре собственной квартиры, я не смог, а поэтому ответил обтекаемо:

– Получил травму. У меня нога в гипсе, а поэтому не устраняюсь, будем держать связь дистанционно. Врач прописал покой.

– Выздоравливайте, Евгений Петрович! – поспешно пожелал мне Игнатьевич, внимательно выслушал все мои ценные указания и, полагаю, с облегчением отключил телефон, когда я наконец-то закончил.

Теперь я мог сам проводить конкурс красоты среди кухарок, строить из себя жертву и требовать повышенного внимания к своей персоне.

Воображение лихо рисовало, как Алиса носится вокруг меня и подсовывает бульончик.

Почему не Марина – я тогда не задумывался. Фантазировал на полную катушку, как смогу над няней исподтишка подтрунивать и троллить.

Домой не хотелось. Внезапно у меня оказалась куча свободного времени на руках, и мысль засесть в тишине с ноутбуком я отбросил как ненужную.

Успею ещё глаза и мозг поломать. И я сделал выбор: позвонил Алисе Сергеевне. Гудок, второй, третий. Интересно, чем она таким занята, что не спешит принимать звонок от своего работодателя?

– Слушаю, Евгений Петрович, – наконец-то раздался её голос.

На заднем фоне – шум, голоса, чей-то смех. Мужской – в том числе. Что происходит, хотел бы я знать?

– А где это мы прохлаждаемся? – спросил я каким-то гадким голосом. Сам бы себе на гипс наступил, если бы мог.

– Зашли с Юлей в «Наш дом», – ну, хоть ответ без запинки – и то хлеб.

Прохлаждаются. Пора внести коррективы в её несуществующий план.

– Маша как? – поинтересовался нейтрально, давая знак водителю трогаться.

– В детском саду.

– Спасибо за информацию, – очень вежливо поблагодарил я, чувствуя желание наконец-то содрать с кое-кого стружку. У меня есть отличный повод. – В «Наш дом», пожалуйста, – дал я инструкцию водителю. – Кафе так называется на набережной, – уточнил на всякий случай.

Антон кивнул, давая понять, что сообразил, о чём я. Хороший парень, серьёзный и немногословный. Отдам его Алисе – решил вдруг, пока ехал.

Ну, а что такого? Я сейчас буду невыездной, а ей всё же ребёнка в садик, то, сё. Надо бы ещё приказать, чтобы приоделась – обещал. Антон как раз очень хорошо подходит, чтобы ему доверить ребёнка.

Пока я крутил подобные мысли в голове, мы как раз и прибыли.

Не скажу, что идти мне было легко и просто. Но я давно привык держать лицо при любых обстоятельствах, а поэтому «сапожок» с надетой на него заботливыми руками медсестры бахилой однозначно не работал на мой имидж, зато служил поводом испытать себя на прочность, когда идёшь и смотрят прежде всего на твоё выражение лица, чем на хромоту и пока ещё белый гипс, выглядывающий из-под брюк.

Я рисковал. Они могли уже уехать отсюда, но почему-то я был уверен: обязательно их найду. В такие моменты во мне просыпалась пресловутая «чуйка», позволяющая очень часто выигрывать.

Я их заприметил в самом дальнем укромном уголку. Вначале – по белой Юлькиной голове. Она у нас крашеная блондинка. Точнее, у Вересова. А затем взгляд остановился на Алисе.

Нет, ничего в ней не изменилось с того момента, как я видел её на пороге своей квартиры. Разве что улыбка, что преображала её невероятно.

Тонкий профиль. Полные губы. Ямочка на щеке – неожиданно. И скрещенные тонкие кисти рук, на которые она поставила свой упрямый подбородок.

На какой-то миг я замер и загляделся. А потом до моего слуха дошёл мужской голос, и я заметил третье лицо за их столиком. Точнее, рыло. А если ещё проще – глаза бы мои на него не смотрели.

Нет, до сегодняшнего дня я вполне нормально к нему относился. Можно сказать, не особо замечал, потому что наши пути существовали параллельно и не пересекались почти.

В ту минуту я вдруг понял, что испытываю острую неприязнь к этому типу. Бабник. Ловелас. Холостяк под сороковник. Не знаю почему, но именно эти его характеристики всплыли в мозгу, как дерьмо.

Глеб Змеев, а попросту – Змей. И с какой стати этот прохиндей сейчас окучивает мою няню?!