Отец-одиночка поневоле (СИ) - Ночь Ева - Страница 37

Дачу мы продали, когда заболел папа. Это помогло ему прожить ещё год, но с болезнью он не справился. До сегодняшнего дня о даче я почти не вспоминала и не тосковала, а при упоминании – накрыло со страшной силой.

Может из-за стресса и нестабильности, а может, из-за ностальгии, мне очень захотелось вырваться из города. Побыть на природе. Наедине не получится, конечно, но всё же…

– Если очень хочется, надо брать, – кивнул Ян на разноцветные пакетики с семенами. Он, видимо, заметил мои сомнения и колебания. – Думаю, никто не будет против, если ты посадишь зелень или цветы.

И я купила. Много-много всего. Может, даже чересчур, но старалась об этом не думать. Я с удовольствием поковыряюсь в земле. Уже пора кое-что посадить.

Приобрела я на волне вдохновения и кое-какой инвентарь. Мало ли: есть там, нету, а у меня всё должно быть с собой, чтобы работать.

В квартиру Алексеева мы вернулись, гружёные продуктами, пакетами с дачными прибамбасами и почти довольные.

– Ограбили магазин? – сухо поинтересовался Евгений, разглядывая наши приобретения.

Какой же он всё-таки временами мерзкий! Так и хочется стукнуть, чтобы стал нормальным! Ведь бывают же у него просветления – я уже это знаю!

– Маша ещё спит. Не долго ли?

Это он мне рот открыть не дал, но пакеты из рук выхватил, помогая. Джентльмен.

– Нет, не переживайте, скоро проснётся. Я ей купила и альбомы, и краски, карандаши, фломастеры и пластилин. А ещё – разноцветную массу для лепки. Ей хочется лепить, а я помогу немного.

Ян молча отправился на кухню, а я брела за хромающим Алексеевым и несла какую-то чушь. Наверное, потому что он снова нарычал. Невозможный человек.

– Прошу, – распахнул он учтиво передо мной двери.

Нет, нельзя сказать, что он невежливый, но слишком уж подчёркнуто заботился. В его стиле было бы лететь вперёд, как истребителю, сметать всё на своём пути, а потом властно указывать, чтобы я следовала за ним. А тут что-то сломалось в его образе.

– Алиса! – сонно хлопала Машка глазами. – Поснулась, нет никого, – развела она руками.

– Мы тут, заяц, тут. Смотри, сколько я принесла подарков и вещей для дачи.

– Подаки! – взвизгнула восторженно Масяня и вскочила с кровати, чтобы обследовать пакеты. – Давай, папа, выкладывай всё на стол! Будем адоваться!

– Может, причешемся вначале? – спросила осторожно. Со сна у Машки волосы спутались и смешно торчали во все стороны.

– Папа! – схватила она расчёску и вручила её Алексееву.

И нет, меня не умиляла картина, как Евгений осторожно водил расчёской по спутанным Машкиным волосёнкам. У него не совсем хорошо получалось. Зубцы то и дело цеплялись за «узелки», но Машка не айкала и не капризничала, только мордочка горестно морщилась. Терпела боль.

Ревность – жгучая и не проходящая. А завтра она станет ему настоящей дочерью. Не гипотетической, а с подтверждённым днк-тестом. И я стану одиноким листом на дрожащем ветру. Никому не нужная, потерявшая работу да и смысл жизни, коим последние годы была она – моя маленькая смешливая Машка, самый лучший и несравненный ребёнок на всём земном шаре…

– А тепей – подаки! Давай, папа, посмотим, что там Алиса купила!

И противный Алексеев послушно опустошает пакеты.

– Ой! Сапожки! – радуется, хлопая в ладошки, Машка. – Ой! Каски! Каандаши! Куточка! А это для Алисы, а это очки!

У ребёнка восторг, она радостно копается в «сокровищах», примеряет детские солнцезащитные очки.

– Я касивая? – хлопает ресницами и недетским жестом поправляет волосы. Подсмотрела где-то. У меня или у Ирки. Та любит так у зеркала делать.

– Очень, – у Алексеева такой голос, что можно расплакаться, но он моих слёз не дождётся.

– А это кому? – спрашивает ребёнок, тряся ещё одной парой очков.

– А это я вам, – вздохнула, поднимая глаза на Евгения. – Может, конечно, не в вашем стиле или не в том ценовом диапазоне. Или у вас их целая коллекция. Но я подумала: нам всего так много, а для вас – ничего. Я на них глянула, мне показалось, вам пойдёт.

У Алексеева такое лицо, что я сочла за разумное заткнуться.

– Мне? Подарок? – спрашивает он медленно и смотрит на меня так пристально, что становится неудобно.

Кажется, кто-то потрясён. И, вероятно, я пошатнула какие-то устои в этом доме.

Глава 43

– Вам. Подарок. То есть не совсем, – бормочу я. – Это за ваши деньги куплено, поэтому вряд ли подарок.

Может, он злится, что я деньги потратила? Хотя это чушь – на столе покупок в разы больше. Но его реакция мне совершенно не понятна.

– Да нет. Это подарок, – произносит он глухо и сжимает очки так, что я начинаю переживать за их целостность. Эдак сломает, ни разу не надев.

Но всё разрешается благополучно.

– Дай сюда, папа! – командует Машка. – У тебя уки большие, ты не умеешь. Я сама, ладно?

Она с упоением ковыряла пальчиком пакет, пока не раскрыла, а затем торжественно водрузила очки Евгению на нос. Получилось криво. Зато она так старалась, так сопела!

Ему необычайно шло. Вид такой… стильный.

– Это авиатоы! Обалдеть! Ты такой касивый, папа! – заглядывала она, как обезьянка, в зеркальную поверхность очков и строила рожицы, показывала язык и смеялась так заразительно, что невозможно было устоять.

Только Алексеев сидел, как истукан, словно потерялся, выпал из этой комнаты и очутился где-то далеко-далеко.

– Спасибо, – наконец-то отмер он и посмотрел на меня, поправляя очки. – Мне очень давно никто ничего не дарил. Просто так, без повода. Дни рождения не в счёт. Это вроде как обязаловка. А ты… вспомнила обо мне, хоть я тебе совсем не нравлюсь.

– Только не подумайте, что это подхалимаж или взятка! – вспыхнула вдруг я, понимая, что невольно подбрасываю ему в голову «гениальную» идею.

К счастью, Алексеев не повёлся.

– Нет. Это другое, – помотал он головой. – Это нужно переварить.

Затем он посмотрел на себя в зеркало.

– Мне нравится. Очень. Я буду их носить.

И я перевела дух.

Это был весёлый и немножко грустный вечер, не похожий на остальные дни, что мы провели вместе.

Вначале мы копались и распихивали покупки, потом немножко поскандалили с Евгением, который ни в какую не хотел пить лекарства, прописанные доктором, но всё же уступил, когда Машка справедливо заметила:

– Ты какой пимей подаёшь мне? Я вот когда болею, слушаю Алису. Лекаства надо пить, тогда бысто выздоовеешь, ножка у тебя заживёт, и мы будем с тобой игать в догонялки.

– Сдался, – поднял он руки вверх и выпил таблетки.

– Ты у меня такой смелый, папа! – чмокнула его в щёку Масяня. – Но хоошо, что тебе дядя вач не пиписал укольчики. Алиса умеет их делать, педставляешь? Только я всё авно плачу, а ты бы не плакал, павда? Бабушка говоит, что у Алисы лёгкая ука. Только не бабушка Вика, то есть Вика, а дугая бабушка, Галя. Она сейчас в санатоии.

Он слушал её так внимательно, будто сложную задачку решал. Машка забавная, на улыбку тянет от её рассуждений. А Женя сосредоточенный, даже брови хмурит.

– Напомни мне, когда мама твоя вернётся из санатория. Мы её тут обследуем.

И то, что он помнил о своём обещании, приятно греет. А ещё внезапно я понимаю: он всё распланировал наперёд, продумал, и вроде как не собирается оглобли назад поворачивать, если вдруг окажется, что мы – лишние пассажиры в его жизни. Ну, или мысли такой не допускает. Или, в любом случае, доведёт начатое до конца.

При всех его недостатках и властных замашках, Алексеев не похож на того, что разведёт руками и скажет: «Ну, простите, дорогие. Все мои обещания только на тот случай, если б Маша оказалась моей дочерью».

Затем подоспел ужин, что прошёл спокойнее и душевнее обеда. Алексеев – сама учтивость. Стул мне отодвинул, будто я особа королевских кровей. Снова эта галантная учтивость, что сбивала меня с толку. И его уже не напрягало, что Ян с нами за одним столом сидит.

– Пока у нас тесный семейный круг, пусть будет так, – решил Евгений и о чём-то крепко задумался. Снова брови сведены, губы сжаты, и даже Машка не смогла его до конца из этого состояния выдернуть.