Отец-одиночка поневоле (СИ) - Ночь Ева - Страница 38

– Я пойду, – сказал Ян, когда мы с посудой расправились. – До завтра, Алиса.

Алексеев тем временем Машку развлекал. Или она его, судя по тому, как не умолкал её голос. О чём-то они разговаривали, смеялись. А я без конца ревниво прислушивалась – ничего с собой поделать не могла.

Ян ушёл, а я… снова устроилась на кухне, вздыхала и смотрела в окно, где сгущались сумерки, превращаясь в ночь. Мне бы поработать. Есть возможность, но ни о чём думать не могла, как о завтрашнем дне.

Хотелось плакать, но я сдерживалась. Не буду. Что уже. Плачь не плачь – ничего не изменится. Но пострадать я себе позволила от всей души.

Вскоре в доме тишина поселилась, а я и не заметила.

– Снова в темноте сидишь? – спросил Алексеев.

Я слышала, как он хромал. С гипсом бесшумно не подберёшься.

– Сижу, – ответила, не поворачиваясь. – Стою, точнее.

– Не переживай, всё будет хорошо, – погладил он меня по плечу.

И оттого, что он чутко угадал моё состояние, я вдруг сломалась.

Обернулась. Уткнулась лицом ему в плечо и расплакалась.

– Ну что ты, что ты, – бормотал он, прижимая меня к себе. – Всё будет хорошо, правда.

Непривычно мягкий. Наверное, от этого – последние заклёпки из головы выскочили и отправились вскачь по ламинированному полу.

Я захлёбывалась слезами, цеплялась изо всех сил за плечи Алексеева, словно от этого зависела моя жизнь. Я выплакивала горечь и тревоги, опустошала себя до замедленной тупости, когда становится всё равно.

И, кажется, стало легче.

– Спасибо, – сказала я Жене, когда слёзы иссякли. – Прости меня, пожалуйста, – впервые называла его на «ты».

– Всё хорошо, – в сотый раз повторил он, и я, кивнув, наконец-то оторвалась от его плеча, вымокшего от моих слёз, разорвала бережные объятья, в которых мне было тепло, и ушла, пожелав ему спокойной ночи.

Долго лежала без сна, глядя в идеально белый потолок. В конце концов, уснула, и большого труда стоило с утра подняться, чтобы Машку в детский сад отвезти.

Из плюсов: больше не нужно тратить время на кухню. Из минусов: два мужчины в доме – это ответственность. Я не готова была к тому, чтобы меня разглядывали две пары пристальных глаз, замечая результаты вчерашних слёз.

К счастью, они оба тактично промолчали. Алексеев, наверное, потому что знал, Ян, наверное, потому что не совал нос не в свои дела. Но то, что он меня разглядывал, – факт. И, возможно, он ещё задаст свои вопросы, потому что и на Алексеева он тоже поглядывал. Недобро – я бы так сказала.

Машка в детский сад собиралась основательно.

– Я возьму с собой пластилин! – заявила она. – Мы будем все вместе лепить! Здоово, павда?

Замечательно. Особенно, если учесть, что в садике всего этого добра хватало, но увещевать её смысла не видела: главное, ей хочется, лишь бы никто этот боевой настрой не сбил.

Молчаливый Антон отвёз нас. Машка помахала рукой, послала мне воздушный поцелуй и потребовала:

– И хватит уже меня забиать аньше! Я хочу быть с детками!

Ну, с детками так с детками. Как раз закончу проект. С утра уже созванивалась с заказчиком и высылала им контрольные образцы.

Я не позволяла себе думать о сегодняшнем дне. Но кое-кто всё решил за меня.

– Пришли результаты теста, – сказал Алексеев, как только я перешагнула порог его квартиры. – Маша – моя дочь.

Глава 44

Евгений

Ответ пришёл по электронной почте. Я не сомневался и не колебался, когда открывал письмо. Недрогнувшей рукой, как говорят.

Не испытывал волнения. Не знаю. Это была стопроцентная уверенность. Какие-то мыслишки бродили до этого, но с каждым днём крепла уверенность: она моя. Я не представлял, что делал бы, окажись это не так.

За несколько дней всё сплелось в такой тугой узел, что не разрубить, не отбросить, не выкинуть из своей жизни.

Пришло ли облегчение? Наверное, да. Теперь я чётко знал, что делать дальше, какие шаги предпринимать. Ничего не изменится. Маша со мной. С Машей – Алиса. Этот приблуда-андроид – на кухне, у меня – больничный, а значит есть время упорядочить жизнь, подать на отцовство, снова поговорить с Мариной.

С невестой говорить не хотелось. Прислушиваясь к себе, я понял: не очень-то огорчает, что она не звонит, не достаёт, не появляется. По сути, мы так и встречались: раза два-три в неделю. Изредка – чаще.

Какое-то светское мероприятие, ужин, постель. С вариациями, но приблизительно вот так мы проводили совместный досуг.

Мы почти никогда не ходили вместе по магазинам. И да, Марина никогда не делала спонтанных покупок или подарков. Просто так. Я делал. Мне нравилось её удивлять и радовать. А по отношению к себе… ну, не чувствовал себя ни убогим, ни ущербным. Да и вообще считал, что одаривание мужиков – это какие-то признаки альфонсизма. До тех пор, пока Алиса не подарила мне очки.

Оказывается, это приятно. О тебе помнят – вот что говорил этот символический презент. И то, что я увяз в этих двух девчонках Селезнёвых, одна из которых обязательно станет Алексеевой, – не поддавалось никаким сомнениям.

И то, что вторую, старшую Селезнёву, я никуда, на все четыре стороны, не отпущу, тоже понимал. Я теперь за неё в ответе. И не просто потому, что она родственница моему ребёнку. А потому, что я вольно или невольно, изменил её жизнь.

Да я бы в любом случае не бросил её на произвол судьбы. Особенно после вчерашних слёз.

У меня часто мать давила на жалость. Ей рыдать – как два пальца об асфальт. Только что – и включила поливалку. И мать чаще всего раздражала, потому что давно использовала слёзы как инструмент манипулирования. И я даже не задумывался: а может, временами её слёзы были вполне искренними?.. Просто она так часто их включала, что я очерствел.

То, как плакала вчера Алиса Селезнёва, меня проняло.

Я чувствовал её страх. Я понимал её боль. Я осознавал, что обязан о ней позаботиться вне зависимости, что там чёртов тест покажет.

В конце концов, я испытывал к ней неоднозначные чувства. Несмотря на то, что её постоянное желание перечить бесило, я прекрасно осознавал, что меня тянет к ней, как к женщине. В самом прямом низменном понимании. Она меня волновала. Сигналы тела не обманешь. У тела свои законы, разуму не подвластные. И конфликт разума и тела, вышибал из меня дух.

О том, что надо было помягче и не сразу выложить новость о подтверждённом тесте ДНК, я понял сразу. Но на тот момент у меня были объективные причины ударить обухом по голове: в доме мы были одни. Ненадолго. Вскоре должен был снова появиться андроид Ян, чтобы готовить обед, а при посторонних решать наши семейные проблемы я не хотел.

– Поздравляю, – тускло пробормотала она и собралась проскользнуть в свою комнату.

– Алиса, – поймал я её за плечи. Без труда: мы в прихожей, пройти мимо меня не так-то и просто. Особенно, если я этого не хотел.

– Плакать больше не буду, – тряхнула она головой. – Не бойтесь.

– Я и не боюсь. Мне важно, чтобы ты…

– Что я? – вскинула она на меня мятежные глаза, и я понял, что снова теряю равновесие. – Со мной всё в порядке, не переживайте. Женщины часто как кошки: упали на четыре лапы, пережили падение и ушиб и побежали дальше. Всё остальное становится не важным. Я сомневалась, да. Но вероятность того, что Маша – ваша дочь, была слишком велика. И я не о себе тревожусь. В конце концов, у меня лапы и голова целы, я найду, как жить и чем заняться. А вот сможете ли вы справиться с ребёнком, сделать его счастливым – не знаю.

– Я буду стараться, – сказал покладисто. Совсем не то, что кипело в душе.

Мне вдруг захотелось попробовать сгладить углы. Ведь в этом великое искусство – сохранять мир и спокойствие в семье.

Кому-то нужно уступить. Из нас двоих сейчас я точно сильнее. Она очень глубоко ранена, и вся её сила уходит на то, чтобы не показать, насколько она слаба и беззащитна.

– Вы – да, – горько скривила она губы. – А все, кто вас окружают? Мама, невеста, друзья? Будут ли они стараться? Она ещё такая маленькая. Для неё окружающий мир – новая интересная планета, куда она с радостью суёт свой нос, пытаясь его изучить и понять. И от того, как этот мир её встретит, зависит, будет ли она счастлива в конечном итоге. Сможете ли вы прогнуть этот мир ради маленькой девочки? Так, чтобы её приняли?