Отец-одиночка поневоле (СИ) - Ночь Ева - Страница 50

Глава 58

Машка зря переживала. Никто никуда не спешил, все были заняты собственными делами. Мама Вика окучивала соседа, уж не знаю, какую по счёту чашку чая она ему наливала. К чаю уже и выпечка в ход пошла.

Сосед уплетал за обе щёки. Я бы усомнилась, что в него шашлыки влезут, но глядя на шкафоподобную фигуру, можно было и не сомневаться: этот стрескает всё, что плохо приколочено. С превеликим удовольствием, как он любит повторять.

Ян чем-то тарахтел на кухне. С Алексеевым мы столкнулись в коридоре. У него наконец-то лицо разгладилось: он старательно улыбался Машке, что с радостью запрыгнула в его широко расставленные руки.

Так мы и вышли через чёрный ход на улицу. Под навес, где заседали мама Вика и сосед.

Мужчины крепко поздоровались за руки.

– А это кто у нас такой глазастый? – от громогласного голоса уши закладывало. Господи, а нам с ним ещё весь вечер рядом сидеть. Он же барабанные перепонки порвёт. Вот это глотка. Лужёная.

– Меня зовут Маша, – племянница с интересом разглядывала огромного дядьку.

– А я Владимир Васильевич, – представился сосед.

– Можно я буду звать вас дядя Вова? – поинтересовалась Масяня, и я знала, почему. Она такие имена называла плохими – там её «любимый» звук «р» присутствовал.

– Можешь даже дедушкой Вовой звать, – широко улыбнулся сосед, показывая крепкие зубы. – У меня внуки постарше тебя будут, егоза. Надо же, Виктория, а я и не знал, что у вас внучка есть!

Маму Вику немного перекосило от «дедушки», потому что она всё равно не желала зваться бабушкой. Она что-то сбивчиво принялась ему объяснять.

А как же «одинокий»? – подумала я. Или он врёт и забывается?.. Но маму Вику наличие внуков у соседа не расстроило – видимо, она о них знала, поэтому неудобные вопросы я оставила при себе. Кто я такая, чтобы устраивать допросы? Вон, и Алексеев ко всему параллельно. А мама Вика – женщина взрослая, сама разберётся, что к чему.

Через несколько минут притарахтела Лизавета Петровна – буквально. У неё на руках столько браслетов, что впору ювелирную лавку открывать – звенела ими, как колокольчик при входе в магазин, куда толпы народа нескончаемо идут.

Лизавета Петровна явно прихорошилась. Она и вчера была в отличной форме, а сегодня так превзошла саму себя. Красавица.

– Ах, какая сегодня погода! Ах, как дышится легко, чувствуете?

Она порхала, искрилась весельем. Энергия из неё так и пёрла. Сосед дядя Вова её не волновал – она с интересом поглядывала на Яна, да и Алексеева вниманием не обделяла.

Вечер и впрямь был интересным, но без сенсаций. Немного весёлым и очень шумным. Дядя Вова травил безобидные анекдоты и взял на себя запекание овощей.

– Эх, – гудел он с сожалением, но не расстроился так, чтобы очень, – что ж вы меня вчера не позвали? Я б тоже поучаствовал в соревновании. Я такой шашлык делаю – пальчики облизали бы.

Всего было вдоволь: Ян приготовил три салата (когда только успел), Машка кружила вначале вокруг костра, а потом вокруг углей, где запекался картофель. Я зорко следила, чтобы она никуда не влезла. Мама Вика пела всем дифирамбы и вообще чувствовала себя в своей стихии. Лизавета Петровна замирала в красивых позах, мальчики жарили мясо.

А потом мы всё это ели. Никакого соревнования по сути не вышло: ни Ян, ни Женя не подкачали.

– Боевая ничья! – торжественно объявила Лизавета Петровна.

– А у папы всё авно вкуснее! – заявила Машка. Видимо, решила от своего плана не отступать. Она вымазалась в саже, щёки и глаза горели. Я её такой счастливой давно не видела. Ещё бы: столько новых впечатлений.

– У папы всегда вкуснее, – авторитетно заявила Лизавета Петровна.

– И так хорошо, и эдак, но у Жени мясо всё же сочнее! – добавил свои авторитетнее пять копеек Владимир Васильевич.

От него шума не меньше, чем от Машки. Под конец вечера хотелось спрятаться подальше и окунуться в тишину. А заодно и осмыслить всё, что сегодня случилось. Но я сидела рядом со всеми, трескала салаты, ела печёные овощи, что тоже очень хорошо получились, наслаждалась мясом, пахнущем костром и чем-то таким давно забытым, но прекрасным.

– Я умею проигрывать, – заявил Ян. – С вас рецепт Евгений Петрович.

Он совсем мало ел, в беседах почти не участвовал. Загадочный донельзя. Машка вокруг него крутилась, пока он не взял её на руки и не помог чистить картофелину. Алексеев следил за ними орлиным взором, но, на счастье, не стал скандалить. Может, решил понаблюдать.

Машка его разочаровывать не стала, наелась и перебралась к нему на колени, после чего Алексеев затих и умиротворился. Масяня так и заснула у него на руках.

– Я сам! – отрезал он, как только я попыталась суетиться, забрать племянницу и отнести её в дом. Но я его одного не отпустила. Поплелась вслед. У него нога, ему неудобно, но возразить я не рискнула.

Её бы помыть – совершенно чумазая чебурашка, но Машка спала богатырским сном и не проснулась, даже когда Женя неловко снимал с неё одежду.

– Завтра отмоем, – прошептал он, заботливо обтыкивая её одеялом, – пусть спит, умаялась. Хочешь чаю? – неожиданно предложил он. – Нет желания туда возвращаться. Пусть их андроид развлекает.

– Андроид? – переспросила, хоть и сразу поняла, о ком он. Похоже. Какое точное прозвище.

– Ян ваш Стрелец, – выдохнул ядом Алексеев. – Идеальный мерзавец. Всем ко двору. И тебе тоже, правда?

Я мысленно приказала себе не спорить. Спокойствие.

– Пойдём пить чай, – взяла его машинально за руку и собралась потянуть на кухню.

Это похоже на молнию, когда он сжимает мои пальцы и не трогается с места. Ладонь у него горячая, пожатие крепкое. И я не хочу, не хочу вырываться. Замираю, оборачиваясь.

– Иди сюда, – хрипло приказывает он, тянет меня к себе, и я позволяю себе не сопротивляться, подчиняюсь его воле, силе его желания, потому что моё не меньше. Моё так бушует внутри, что я забываю обо всём.

Я наконец-то в его объятиях. Женя выдыхает так, словно тоже только этого и ждал. Это радость и предвкушение, это головокружение, когда становится всё равно.

В это время могут падать камни с неба или кто-то может зайти в дом и увидеть нас – мы, наверное, ничего не заметим.

– Извиняться не буду, – снова с какой-то ожесточённостью говорит Алексеев и целует меня – исступлённо, жадно, властно. Так, что подгибаются колени.

Глава 59

Евгений

Это какое-то счастье – обнимать её, целовать и не чувствовать сопротивления. Я проиграл и выиграл. Взял вершину и провалился в пропасть. Она в моих объятиях – и это так сладко, так крышесносно, так здорово, что захватывает дух.

Я прижимаю Алису к себе, чувствую все её изгибы. Мне так хорошо, что хочется кричать. Это какие-то совершенно новые ощущения, первобытная радость, когда хочется за волосы – и в пещеру.

Я отрываюсь от неё и тяну за собой. Не знаю, что делал бы, опомнись она, скажи она, что это неправильно, так нельзя. Всё можно. Она моя. И я не собираюсь отступать.

Но Алиса молчит. Идёт за мной. Я переплетаю свои пальцы с её. Сладко до судорог. До остановки дыхания. Я отравлен ею и умру, если вдруг она не захочет. Она моё противоядие. А я хочу жить. Очень. В эти незабываемые мгновения хочется просто жить, дышать и наслаждаться.

В тот момент я не очень хорошо соображал. Не думал о последствиях, вёл себя эгоистично, но свято верил, что делаю всё правильно. Никаких сомнений и колебаний. Оттолкни она меня, может, я бы очнулся, очухался, опомнился. Но Алиса шла за мной, не возражая. Мы оба понимали, чем всё закончится.

Ни один из нас не подумал о тех, кто остался на заднем дворе. Да плевать в те мгновения было на весь мир. Он существовал только для нас двоих.

Я целовал её неспешно, гладил затылок. Она пахла костром, ветром, горячим солнцем, что уже растворилось в ней и оставило свой след.