Отец-одиночка поневоле (СИ) - Ночь Ева - Страница 51

Мы теряли одежду, как осенние листья. Я смотрел на неё с восхищением, исследовал на ощупь, чертил руками линии, пробовал на вкус губами, ловил вздохи, ощущал ладонями мурашки по коже, наслаждался каждым мигом, впитывал в себя малейшие нюансы, заводился до предела, хотя куда уж больше…

А когда я прижал её к себе, то внутри словно что-то взорвалось. Хлопушка с конфетти. Фейерверк. Разноцветная радуга с очень-очень яркими дугами. И пахло почему-то конфетами с кислинкой и апельсинами, как в праздник. Я целовал Алису бесконечно. Долго-долго, пока стало нестерпимо просто её касаться.

Она металась, льнула ко мне, выгибаясь – очень красивая, желанная, самая лучшая. Цеплялась за мои плечи, манила, обещая если не рай, то блаженство. И всё, что случилось потом – взрыв, цунами, шторм, волны, накрывающие с головой и утягивающие на самое глубокое дно, где нет воздуха, а есть только раскалённое жерло подводного вулкана, что, извергаясь, вынесло нас на самый высокий гребень чувственного наслаждения.

Я слышал её стон. Чувствовал дрожь. Вторил ей и никак не мог остановиться…

Позже, мокрые и обессиленные, мы лежали в объятиях друг друга. Я боялся поднять глаза, чтобы ничего не сломать, не разрушить невольно. Лежал расслабленно, уткнувшись Алисе в плечо. И она не шевелилась. Только тонкие пальцы поглаживали мою руку, словно успокаивая, даря надежду, приободряя.

Я не жалел ни о чём. Ни на секунду, ни на мгновение. Но и разобраться в себе не мог. После всего, что случилось с нами, никак не мог прийти в себя.

Алиса пошевелилась. Я снова поцеловал её.

Наверное, мне стоило что-то сказать, но все слова словно выветрились, поблекли и спрятались.

– Я сейчас, ладно? – пробормотал я, продолжая её целовать. Мне срочно нужно было поставить голову на место, а поэтому я отправился в душ. Холодный, горячий, холодный, горячий, ледяной.

А когда я вернулся, её не было. Исчезла, словно ничего и не случилось. Лишь смятая постель да еле уловимый запах праздника.

Ни одной её вещички. И мои аккуратно повешены на стул. И сразу заныло в груди, будто кто там наждачной бумагой грубой провёл. Как-то это неправильно всё. Так быть не должно.

Я прокрался в комнату, где спала Матрёшка. Но там никого, кроме дочери, не было. Я прошёлся по всему дому – тишина. И только позже догадался выглянуть в окно.

Они сидели у затухающего костра, разговаривали о чём-то, уже негромко. Сосед откуда-то гитару приволок, бренчал по струнам, напевал что-то вполголоса, но у него всё равно получалось грубовато и отрывисто, будто он сапогом в грязь, а от него – брызги во все стороны. Но пел душевно – не отнять.

Я хотел было выйти, присоединиться, потому что опять эта упрямая девушка меня переиграла, а я выглядел как-то неправильно после того, что между нами произошло. Словно я сбежал. Хотя, наверное, так оно и было на самом деле. Но не потому, что струсил или отнёсся к произошедшему легко, будто это так, проходящая интрижка. Всё совершенно не так.

– Эх, жаль, что Женя уснул, – вздохнула мама. – Какой замечательный вечер сегодня!

И тут я понял, что выходить не стоит. Как говорят: померла так померла. А именно так меня, вероятно, выставила перед собравшимися Алиса.

– С другой стороны, пусть. Ему отдыхать нужно. Да и Маша может проснуться, а нас никого нет рядом, – добавила мама поспешно.

– Дети – они такие, – поддакнула Лизавета Петровна. – Сколько бессонных ночей… Но я бы ни за что не променяла их на что-то другое.

Надо же. Я никогда не задумывался о жизни Лизаветы Петровны. И даже не знал, что у неё есть дети. Оказывается, есть.

– Эх, молодёжь! – гаркнул дядя Вова и хлопнул ладонью по корпусу гитары. – Другая жизнь у вас! Ни песни спеть, ни подвиг совершить!

– Ну почему? – возразил ему Ян и потянулся к инструменту. – Если позволите.

Дядя Вова крякнул и крутнул крепкой шеей. Наверное, посмотрел насмешливо или недоверчиво – в полутьме не видно. А этот андроид гитару в руки взял, по струнам пальцами провёл, прислушиваясь. А потом заиграл.

Хорошо у него получалось. Не три аккорда, которые почти все знают. Что-то такое нервно-тревожащее, как у меня внутри. Ритмично испанское, когда гитара плачет и одновременно частит ритмом, похожим на биение сердца.

Андроид, одним словом. Идеальный во всём. И на кухне – бог, и заклинившую дверь открыть, и теплицу поставить, и на гитаре сыграть так, чтобы все заслушались.

Я видел, как смотрела на него Алиса. И снова тёмное что-то поднималось из глубин моего тела, душило и не давало дышать.

Ну, ладно. Померла так померла. Ты сама напросилась, моя несравненная няня.

В висках бился неровно пульс, вторя неспокойной мелодии. Точно так, прихрамывая, я отправился назад, в комнату, где, разметавшись по постели, спала моя дочь.

С остервенением рвал одежду, раздеваясь. А затем примостился на краю, чтобы Машку не потревожить. Мне было неудобно, но я лежал, не шевелясь, пока не уснул. Утро вечера мудренее – так я решил. А завтра мы с Алисой обязательно поговорим.

Глава 60

Утром пошло всё не так, как я планировал.

Во-первых, спал без задних ног. Не слышал, как приходила Алиса. А она приходила. Не знал, где она спала сегодня ночью. Мне казалось, я почувствую, проснусь, поймаю её, и мы поговорим.

Во-вторых, меня разбудила Машка. Стыд мне и позор. Охранял дочь, называется. Кто ещё кого.

– Папа, ты сегодня со мной спал? А где Алиса? – спросила она. Чумазая, похожая на чёртика со всклокоченными волосами.

Я бы сам хотел знать, где Алиса.

– Пойдём мыться, замарашка Масяня, – сказал я хриплым со сна голосом. Машка хихикнула счастливо.

– Зато вчеа было весело! – корчила она умильные рожицы. – И Алиса говоит, что иногда можно зубы не чистить и не умываться, если спать очень хочется. А мне вчера очень хотелось, я уснула! Как я могу во сне чистить зубки?

Действительно, никак.

– Вставай, чумазый батальон. Нас ждёт ванная, – приказал я и поднялся сам. Пока я одевался, Машка прыгала по кровати. Ей нравилось.

Совершенно чумовое чувство, когда берёшь полотенце, выбираешь для дочери майку и трусики, подбираешь колготы. Я ничерта в этом не понимал, но не должен был облажаться. Это моя дочь. Я научусь. Не буду никого звать на помощь. Я не беспомощный идиот, я не боюсь детей. Ну, уж Машку точно.

Всё, что я мысленно произносил, походило на успокаивающую мантру. И, видимо, это помогло, потому что первым всплеском из меня грозилась вырваться на волю паника.

– О! – застукала нас мама возле ванной комнаты. – Давай я помогу, Жень.

Смотрела она с сомнением. Видимо, не была уверена в своих силах.

– Я сам! – отрезал решительно, отодвинул её плечом и закрыл за нами с Машкой дверь.

В общем, ничего сложного. И я уже это проходил. Я даже голову ребёнку вымыл без проблем и в полотенце замотал вполне хорошо.

– Теперь я большая колбаса! – радовалась Матрёшка, сияя глазами. Нос у неё розовый, пуговкой. Щёки алеют. Красотка моя.

С майкой я справился, с трусами ребёнок разобрался сам. На этапе натягивания колгот мы застопорились. Колготы не очень-то хотели налезать на Машкины ноги после купания. Вроде бы и вытер хорошо, а всё равно ощущение, будто пытаешься натянуть на влажное тело.

– Ну и где твоя тётушка? – разозлился я, чувствуя, что потею от усердия.

– Не знаю, – всплеснула Машка руками, но помогать не стала.

Короче, когда я справился, понял, что надел колготы задом наперёд. Это было фиаско. Ребёнок носился по комнате и пел какие-то самодельные песни. Я без сил опустился на кровать, набираясь мужества, чтобы стянуть с неё колготы и сделать попытку номер два.

В этот эпический момент в комнату заглянула мама.

– Что у вас тут происходит? – поинтересовалась она. – Завтракать пора, а вы до сих пор не одеты. Всё понятно, – правильно оценила мама ситуацию, кинув взгляд на Машку. – Иди ко мне, ребёнок. Будем учить папу, как правильно колготы надевать на маленьких девочек.