Отец-одиночка поневоле (СИ) - Ночь Ева - Страница 53

– Будем играть парами? – предложил сам Алексеев, когда мы наконец-то перебрались за круглый стол, накрытый белой скатертью. – Чур, мы с Алисой.

Кто бы сомневался. Сосед, естественно, с мамой, Лизавета – с Яном.

– А я? А как же я? Трагически заломил бровки ребёнок.

– А ты будешь учиться и подглядывать. Тебе можно, – поцеловал Женя в макушку дочь и посадил её на колени.

Это была во всех смыслах странная игра. Весёлая, с шутками. Даже проигрышам никто не огорчался. А я никак не могла сосредоточиться, потому что мы с Алексеевым сидели напротив друг друга, и он без стеснения буравил меня взглядом.

Он, как хищник, ждал ночи. А всё, что происходило вокруг – так, антураж, возможность убить время. И это был какой-то очень стремительно тягучий день. С вечной тревогой и томлением внутри.

Я точно знала, что делаю. Зачем?.. Сложно сказать. Может, так я хотела хоть немного побыть живой, настоящей женщиной с желаниями и чувствами, а не няней при ребёнке. Слишком долго я не принадлежала сама себе. И так не вовремя мне подвернулся Женя Алексеев – чужой жених, Машкин отец, бизнесмен и не моего поля ягода.

Я запретила себе думать о будущем. Есть только настоящее, сегодня. А то, что будет завтра – не важно. Всё, что происходит, – к лучшему. И всё, что случится или не случится когда-то, – я сумею пережить.

Эти мысли придавали сил. Эти мысли дарили твёрдость. И к вечеру я уже не металась, не сомневалась, не пыталась искать уснувшую совесть. Она крепко спала и делала меня ну очень смелой.

Глава 62

Машка долго не засыпала. Уже и Женя ей о приключениях Масяни с три короба наплёл, уже и я, выгнав его, легла рядом и убаюкивала тягучей колыбельной. А она всё вздыхала, крутилась, глаз не могла сомкнуть.

Не то чтобы я ждала того, что должно случиться. Я вообще положилась на судьбу и решила, что всё, что надо, произойдёт. А если нет – значит не судьба.

Машка в конце концов уснула. Дом погрузился в тёмную тишину, лишь за окном кричала о чём-то тоскливом ночная птица. Я долго сидела на кровати, решаясь на очень смелый шаг. В другой жизни я бы никогда и ни за что себе этого не позволила.

Он мог уже давно уснуть. И, наверное, так было бы легче для нас. И всё же я встала и пошла – босая, в одном халате. Пошла к его комнате легко, открыто. Может, ждала, что кто-нибудь на меня наткнётся и остановит. Но дом спал и баюкал тишину.

Я не кралась и не вжималась в стены. Сердце, конечно, барабанило, частило, дыхание перехватывало. Но ни половица под ногами ни скрипнула, ни дверь, которую я открыла лёгким толчком руки.

Он лежал на спине, заложив руки за голову. В полутьме не видно: спит или нет. Я замерла, разглядывая торс. Зря Лизавета Петровна фыркала. У Алексеева было на что посмотреть.

– И долго ты будешь стоять на пороге? – его тихий голос застал меня врасплох. – Заходи, Алис, и дверь закрывай.

Не спит. Ждал. А если б я не пришла?..

Алексеев вздохнул, вначале сел на кровати, а затем встал, сам закрыл дверь, коснулся меня плечом – намеренно или случайно – уже не узнать. И понеслось.

Удар током. Вспышка. Пожар. Поцелуи. Два сбрендивших от страсти человека, один из которых – я. И я себя такой не знаю.

Никогда не думала, что могу быть настолько раскованно смелой, безрассудно ненормальной, бесстыдно открытой.

Возможно, скажи Женя мне что-нибудь резкое или насмешливое, язвительное или саркастическое, я бы сумела отпрянуть, уйти, обидеться. Но он не сказал. Кажется, ему тоже было не до того.

Он вёл меня и доминировал. Я подчинялась и растворялась в вихре сумасшедших поцелуев, ритме его движений, которым я вторила, пытаясь получить своё.

Оказалось, я жадная и ненасытная, да и Алексеев от меня далеко не ушёл. Но я его совсем не знала. Может, он всегда такой. А вот в себе подобного никогда не замечала. Впрочем, что я знала о страсти? Почти ничего. И теперь вместе с Женей схватывала знания стремительно-быстро, практически налету.

Я искусала губы, стараясь не кричать, лишь постанывала глухо и всхлипнула, когда потолок разлетелся яркими искрами на мелкие осколки моего экстаза.

– Ты такая красивая, – прошептал Алексеев, когда всё закончилось. – Не уходи, побудь со мной.

Я даже если бы хотела, не сдвинулась бы с места. Лежала, глотая воздух и пытаясь хоть немного прийти в себя. Тело ныло и пело. На душе было легко-легко, будто я наглоталась гелия и готовилась взлететь.

Украденное счастье оно такое… Но в эту ночь я старалась об этом не думать. Мне было очень хорошо. И одним разом всё не закончилось. Ночь длилась долго, но я не жалела, что лишилась сна.

– Не уходи, – сказал Женя под утро. Засыпая, он прижал меня к себе крепко-крепко, но я понимала, что время моё вышло, а его просьба – всего лишь эмоции.

Я тихо выскользнула, заботливо укрыла его одеялом и пошла прочь. Ни половица не скрипнула, ни дверь не подвела, ни Машка не проснулась, пока меня не было. У Машки всегда был очень хороший сон. Ну, почти.

Поспать удалось часа три. Утро пришло. Алексеев за завтраком смотрел на меня хмуро и пристально, но молчал.

– Так не хочется отсюда уезжать, – вздохнула мама Вика.

– Так ты можешь остаться, – «обрадовал» её сынуля.

– Я боюсь оставаться в огромном доме одна, – выпрямила она спину, – и ты прекрасно об этом знаешь!

Видимо, у них не один раз шли подобные дебаты и, видимо, Алексеев считал мамины слова капризом.

– Ну, ты тут и не одна. Вон, сосед по щелчку пальцев прибегает и Лизавета всегда на подхвате. Уверен: тут найдётся достаточно тёплая компания, если ты захочешь расширить круг общения.

Мать промолчала. Посмотрела лишь на Женьку с какой-то женской затаённой тоской. Он не увидел или сделал вид, что не заметил. Мне почему-то стало её жаль.

Вот вроде вредная тётка и неприятная местами. Не ангел. И кровь пить она умела мастерски, а поди ж ты – жалко её…

Наверное, Алексеев прав: я всегда пыталась увидеть, откопать, найти в людях что-то хорошее. Может, даже оправдать. Что уж: я и в Ирке не видела глобальное зло, хоть сестрицу вряд ли можно было назвать образцом добродетели.

Назад возвращались почти молча. Мама и Ян рулили на своих машинах, мы с Машкой ехали с Алексеевым. Ребёнок тоже приуныл и вздыхал.

– Мне и в садике хорошо, – заявила она, – но с вами тоже весело. Мне понавилось очень. И шашлыки, и песок, и свежий воздух. И дядя Вова с тётей Лизой тоже понавились.

Можно сказать, Мася была единственной, кто хоть как-то подавал голос. Мы с Алексеевым молчали. То, что случилось, повисло между нами дамокловым мечом.

Я даже гадать не хотела, о чём он думает. Ничего от него не ждала, а больше всего не хотела тягостных разговоров. Мне всё предельно понятно, и нет нужды ему мучиться якобы угрызениями совести.

Он, видимо, считал по-другому и ждал удобного случая. Поэтому я, пока ехала, прокручивала в голове разные варианты достойных, на мой взгляд, ответов, но не видела аккуратного выхода из ситуации. Проще было бы всё бросить и уехать домой. Поджав хвост, так сказать.

Этот вариант – самый оптимальный, особенно, если учесть, что Машку он всё равно отсудит, а во мне необходимость отпадёт, как ни крути. Уж няню он в состоянии и найти, и оплатить. Хорошую няню, добрую и квалифицированную.

Пока я придумывала ответы на несуществующие вопросы, судьба сама всё решила за меня.

– Здравствуй, дорогой, – шагнула Алексееву навстречу хрупкая красивая девушка – холёная, изящная, вся из себя. Сразу стало понятно, кто она. Даже если б она и рта не открыла.

Каникулы закончились. К господину Алексееву прибыла та самая невеста, на которой он собирался жениться.

Глава 63

Евгений

Первое, о чём я подумал, когда увидел Марину, – как же она не вовремя.