Авиатор: назад в СССР 4 (СИ) - Дорин Михаил - Страница 26

— Курков, что у вас на погонах за иероглифы? Детство в одном месте? Может вам не нравится ваше распределение? — повышал он постепенно голос.

— Виноват, товарищ подполковник. Традиция, всё-таки, — улыбнулся Макс.

Но надежда на то, что теперь замполит успокоился после взбучки Крутова, не оправдалась. Ещё и перед комиссией выставляет нас в неприличном свете.

— Так что, мне может содействие оказать, и вместо Германии отправить вас в Монгохту условную? Будете покорять пятый океан на больших самолётах, — возмущался замполит.

Макс уже был готов что-то ответить, да ему не дал высказаться один из членов комиссии.

— Сынок, веди строй. Мы сами разберёмся. Пойдёмте, товарищ подполковник, — подошёл к нему со спины офицер кавказской национальности в лётном комбинезоне.

И кого-то он мне напоминает. Особенно его тонкие тёмные усы и аккуратно зачёсанные волосы на левый бок.

— Джохар Мусаевич, сами же говорили, что вам на Дальний Восток нужны люди. Вот вам кандидат сразу, — указал на Макса Брусков.

— Мне нужны желающие, а не сосланные. Продолжим с вами разговор без курсантов. У них есть дела поважнее, — настоятельным тоном заявил член комиссии и подал руку Максиму. — Поздравляю со сдачей физической подготовки.

Курков выровнял нас и повёл дальше. Я же оборачивался несколько раз назад, чтобы ещё раз взглянуть на этого офицера, поздравившего нас.

Вот таких совпадений быть не может. Однако, поразительное сходство в сочетании с именем и элементами внешности присутствует.

Похоже, сейчас рядом с нами был Джохар Дудаев. Это один из самых известных примеров в истории нашей страны, к каким плачевным событиям приводит изменение политических взглядов.

Под флагом Советского Союза, он — советский лётчик, генерал-майор, кавалер ордена Красного Знамени, командир дивизии. А после — государственный деятель, верховный главнокомандующий армией Ичкерии, генералиссимус. В 1996 году будет устранён спецслужбами.

Сложное было время эти 90е годы. Рассуждать о них могу только по рассказам старших товарищей или информации, которую черпал в газетах. Как бы мне хотелось, чтобы моя страна не знала этого «чёрного» десятилетия!

Вечером на построении ротный объявил, что через три дня состоится окончательная «ярмарка вакансий». Это как раз после сдачи нами междисциплинарного экзамена.

— Напоминаю, мои юные друзья, теперь уже не будет соплей, возражений, а также вопросов «а можно потом» или «почему я», — рассказывал Голубев на вечернем построении.

— Товарищ майор, а если не определились с выбором? — спросил Костя.

В прошлый раз он не выбрал, куда ему поехать служить. Дал наобум три округа, которые и записали в список. Теперь такое не пройдёт.

— Бардин, если не сподобишься на выбор, это за тебя сделает генерал-майор Крутов, — сказал командир роты, вызвав тем самым перегляды и споры в строю.

— И он там будет? — спросил Макс, которому не хотелось бы проехать мимо распределения в Германию.

— Будет и он, и начальник училища, и… фух, — сделав паузу, выдохнул ротный. — Подполковник Брусков тоже будет присутствовать, чтобы зачитывать ваше предварительное распределение.

День междисциплинарного экзамена мало чем отличался от таких же дней обыкновенных зачётов за время нашего обучения. Предстартовое волнение большинства, твердая уверенность в своих знаниях меньшинства и призывы начальства к собранности — все атрибуты серьёзных приготовлений налицо.

Макс пытается в своих шпаргалках найти какие-то цифры из раздела эксплуатационных ограничений МиГ-21, которые он ещё не до конца запомнил. Рыжий Тёмыч ходит туда-сюда по кабинету, утирая капли пота на лбу. Костян просто завис, всматриваясь в чёрную доску, которую двое разрисовывают «ёжиками» — схемой сил, действующих на самолёт в процессе выполнения установившегося виража.

Я же, понимая насколько невозможно «надышаться перед смертью», сидел за столом, вырисовывая на листке ЗШ-3. В кабинет заглянул Голубев, который готовил другой кабинет для сдачи экзамена, и объявил нам, что пора на выход. Тут же послышались просьбы Артёма о том, что он ещё не готов и ему нужно остаться здесь.

— Рыжов, ты сделал всё, что мог. Пора, — объявил торжественным тоном Голубев. — В тебя знания все эти 4 года грузили. А вот теперь твоя задача их выгрузить перед комиссией.

— Думаете, у меня большая грузоподъёмность? — спросил Тёмыч, понурив голову.

— Думаю, что тебе скорость нужно поступательную увеличить, мой юный друг. Поживее, Рыжов!

На любом экзамене есть определённый порядок его сдачи. Заходит первая шестёрка, в которой каждый курсант тянет билет и занимается подготовкой своего ответа в течении 20–30 минут. После этого выходишь, отвечаешь, получаешь оценку и отмечаешь это событие уже за дверьми.

— Первые шесть человек определены? — спросил Голубев у Макса.

Вот тут вышла небольшое недоразумение. А кто-нибудь их определял вообще? Конечно, нет. Такое всегда происходит с нашим взводом.

— Так точно. Заходим по списку, — отмазался Макс, понимая, что ничего подобного он не составлял.

— Угу, а где этот список, мой дорогой сержант Курков? — растягивая слова, задал вопрос Голубев.

— Так… у нас первым… Родин заходит, а далее я.

Ну, удружил, дружище! Я даже громко цокнул языком от расстройства. В качестве «индикатора» настроения комиссии решили меня использовать.

— Готовьте личный состав. Через пять минут заходите, — сказал Голубев и направился на выход с коридора.

Макс повернулся ко мне и развел руки в стороны.

— Серый, тут… так уж вышло, — извиняющим тоном сказал он.

— Знаешь, что. Вышло… дать бы тебе за это в дышло! — воскликнул я. — Хотя, я и сам хотел зайти в первых рядах. Но сразу предупреждаю — отвечать я буду очень быстро, и по мне будут оценивать уже вас.

Из кабинета показался один из преподавателей кафедры тактики, который выполнял роль секретаря на экзамене, и позвал нас.

Главное в этом деле красиво подойти, чётко отойти и твёрдо зафиксировать свое положение перед председателем комиссии. Крутов как раз уже заседал в кабинете в ожидании сдающих.

Спокойным шагом подошёл к столу, накрытому синим полотном, при этом три крайних шага выполнил строевым. Доклад о прибытии на экзамен прозвучал громко и чётко, что заставило генерала довольно улыбнуться.

— Итак, Сергей Сергеевич, тяните билет, — указал он мне на стол, где были разложены белые конверты.

Номер билета оказался 7, и вопросы выглядели, вполне себе, «удачными». В голове даже мысль родилась ответить без подготовки и идти отдыхать. Как только это расценит комиссия, в которой на меня смотрели очень пристально? И ведь я не молодой, и столько переделок у меня было, а мандражик небольшой присутствует.

— Так, Родин! — воскликнул Крутов. — А вы чего первым зашли? Я вас хотел оставить на конец экзамена. Чтобы вы показали высокий уровень перед членами комиссии. И чего мне с вами делать?

Как-то двусмысленно говорит генерал — то ли я виноват в его просчёте, то ли он рассуждает, как бы выкрутиться из этого положения.

— Он уже видел билет, Николай Евгеньевич, — сказал Борщев.

— И это верно. Присаживайтесь на крайнюю парту и наблюдайте за вашими товарищами. Будете отвечать шестым. Считайте, что у вас больше всех времени на подготовку, — сказал Крутов, протягивая мне чистый лист бумаги.

После меня пошли и остальные, руководствуясь тем же принципом что и я — главное красиво подойти. Тёмыч слегка переусердствовал и отбивал строевой шаг так, что, стоящие на столе, стеклянные бутылки «Ессентуков» попадали.

После того, как Андрюха Червень взял свой билет и занял место за первой партой, пошёл отсчёт времени до ответа первого. Кто-то строчил на листе сломя голову, будто оставались секунды до начала ответа. Крутов ходил по аудитории, рассматривая плакаты со схемами ракет и бомб, маневрами самолёта во время воздушного боя, стенды с авиационным оборудованием и другие «легальные» шпаргалки.