Множественные сны Эльфины Рейн (СИ) - Вальц Карина - Страница 58

– Я… видимо, не выспался, – пробормотал Фауст.

– Думала, ты мне поможешь, если посидишь рядом, поделишься впечатлениями. За рисованием хорошо думается. О чем думается, о том и рисуется, вот и получилось… много вариантов ночного гостя. Он проник в подсознание Виты, но сделать это в одиночку сложно… и зачем? Чтобы просто показаться нам? Если он в курсе, кто я, значит понимал, что мы выберемся. Но… не знаю. Что-то здесь не так, – и это самое «не так» грызло Эль уже который день. – И не Гай это, эту теорию можешь отбросить. Не его лицо, – в доказательство она несколько раз ткнула в расплывчатую физиономию существа с рисунка.

В этот раз Фауст промолчал.

У Эль от обиды на глаза навернулись слезы:

– И мне кажется, я тебе совсем не нравлюсь, – шмыгнула она носом.

– Точно, именно поэтому я бежал через весь Глетчерхорн среди ночи по одному твоему звонку, – вздохнул парень и присел рядом с совсем уж расстроенной Эль: – Прости, не стоило опускаться до сарказма в такой момент. Не удержался. Но я понял, что ты имела ввиду, говоря, что всегда остаешься собой. Сейчас ты просто выдала надуманное раньше. Уго Лерой был скрытен, считал такие разговоры слабостью, вот и ты молчала. А для Виты это само собой разумеется: делиться чувствами, сомневаться… но мысли все равно принадлежат Эль. Она как общая переменная.

Эль захотелось выть от такого ответа.

– Какой же ты бесчувственный! Я к тебе с открытой душой, а ты… опять анализируешь, думаешь. А чувства не про это! Чувствующие люди не думают, не анализируют, они… просто чувствуют!

– Это очень притянутый за уши вывод, – ответил Фауст с улыбкой.

– Смеешься надо мной?!

– Нет, но держусь из последних сил.

– Скотина! – ахнула Эль. – Я тут… не могу нарисовать лицо, не могу ни о чем думать! Надеялась на тебя, как распоследняя дура, а ты… все усугубил своей привычкой низвести все до черно-белых тонов. А их больше, знаешь ли! Намного больше. Мир вокруг красочен и глубок, незачем лишать его ярких оттенков.

Фаусту надоело сдерживаться, он засмеялся и взял Эль за руку:

– Еще раз прости. Я думал, одного заявления о симпатии достаточно, ни к чему повторять это постоянно… – он осекся, потому что взгляд его упал на тетрадь Эль. Она успела прикрыть ее, но только частично, оттого наблюдательный Фауст сразу заметил край рисунка.

Эль смущенно опустила взгляд и шмыгнула носом, но краем глаза видела, как Фауст извлек тетрадь из-под завала на столе и открыл рисунок. А потом перелистнул страницу. И еще одну. И еще… Эль рисовала быстро и много, она и не знала, что можно генерировать наброски с такой скоростью. Кажется, даже нейросеть справляется медленнее. Хотя наброски Эль походили друг на друга, точно близнецы, и оригинальностью не отличались – на всех красовалось смуглое лицо Фаустино. С неизменным внимательным взглядом шоколадных глаз, с искрами в этих самых глазах… а иногда вместо искр Эль выводила небольшие цифры. Это казалось до ужаса забавным и ему, Фаустино, подходящим. Еще ей нравилось рисовать его губы, у них такой красивый и четкий абрис. Скулы, нос с небольшой горбинкой, едва заметной на первый взгляд, но не для художника, привыкшего подмечать детали. И волосы, волосы у него тоже что надо. О таком блеске любая девушка мечтает.

– Я впечатлен, – сообщил Фауст с улыбкой. – Но не уверен, что в жизни я настолько красив.

– Это вообще не ты, – отрезала Эль.

– Поэтому внизу подписано «Фаустино» с тремя сердечками?

– Ладно, это ты! Ты, понятно? Я их сожгу, если тебе не нравится… – девушка вскочила и бросилась собирать листы. Они все перепутались: существо без лица, портреты Фаустино, зарисовки гор… Эль безжалостно все сминала, задыхаясь от эмоций. Ей было горько, обидно и вообще не по себе. Хотелось вернуться на кровать, взять карандаш и нарисовать что-нибудь эмоциональное, сбросить напряжение.

Фауст встал рядом с ней и поймал за руку:

– Эль, остановись.

– Не могу, – пробормотала она. А у самой сердце стучало от его близости, в ушах шумело. Хотелось вновь заплакать, и Эль даже не понимала, отчего на этот раз! Вита Стролл оказалась эмоциональной особой, даже чересчур. Эль едва справлялась с этими качелями, не зная, думать ей об убийствах или о личных переживаниях. Чаша весов все больше склонялась ко второму. И в этом Эль подозревала себя: ей так хотелось отодвинуть подальше теорию о Гае, что она попросту позволила Вите себя поглотить. Как было с Аланом Блавоном.

– Можешь, – Фауст осторожно тронул ее подбородок, вынуждая поднять голову и посмотреть ему в глаза. – Если тебе будет от этого проще прямо сейчас, то повторю: я для себя давно все решил. Ты – тот самый безумный мир, который мне так нравится разгадывать. Он такой большой и такой завораживающий… и это все ты. Но мне казалось нечестным давить на тебя и чего-то ждать. Я понимаю, что оказался первым, кто узнал твою тайну, тебе нужно время… время, которое не нужно мне, понимаешь? Решение в твоих руках. Я вижу, что ты находишься в постоянной борьбе и просто жду, когда она закончится, вот и все.

– Ты ждал от меня шага?

– Да.

– Я… шагаю, – прошептала Эль, но не пошевелилась.

Тогда Фаустино поцеловал ее сам. Это было неожиданно – она думала, что он закончит эту игру, вынудит ее проявить инициативу. Но ему, похоже, и самому надоело ждать, и от осознания этого у Эль подогнулись ноги. Надо же, этот парень и впрямь не всегда ведет себя как машина! Иногда и его программа сбоит.

Эль уже была с Фаустино, целовала эти прекрасные губы и сходила с ума. Но в этот раз все было иначе: ее потряхивало от его касаний, а дыхание сбивалось от предвкушения и неспешности происходящего. В прошлый раз ее интересовал секс, быстрый, жаркий и временами даже жесткий, с вызовом друг другу, с похабными фразочками, с покорением новых вершин. Теперь же Эль мечталось заняться с Фаустино любовью, когда весь смысл в касаниях и взглядах, в общем дыхании.

Она стянула с него футболку и уставилась на его грудь, прикусив губу. Взгляд против воли упал на стол, где остались карандаши и остатки еще чистой бумаги…

– Только не проси позировать тебе сейчас, – взмолился Фауст, возвращая внимание Эль. Он подхватил ее на руки и донес до кровати, где – неожиданно – покоились сотни листов. Кое-как удалось скинуть их вниз. Фауст смеялся и качал головой, говоря, что Эль – чудо.

Эль верила, изо всех сил стараясь не расплакаться.

Эль так и не уснула, слишком много чувств. Лежала на груди Фаустино, слушала его размеренное дыхание и глотала горькие слезы. Почему все хорошее в жизни всегда недоступно? Недоступно лично ей. На памяти девушки еще не случалось хорошей, ровной жизненной полосы, а вот стабильно плохая была чем-то вроде данности. И вот сейчас… опять все плохо! А как иначе, если случившееся хорошее потом обернется обязательным плохим?

В какой-то момент Эль шмыгнула носом так громко, что Фауст вздрогнул и проснулся. Сонно поерзал на месте, рукой нащупал Эль, погладил ее по плечу и осторожно спросил:

– Что-то случилось?

– Нет, – пробормотала девушка, понимая, что ее выдает голос – разбитый, с надрывом. Тогда Эль и решила, что смысла прятаться нет: раз Фаустино проснулся… что ж, пусть все узнает.

– Я ведь вижу, что да.

– Ничего не случилось, но точно случится! Думаю, ты и сам понимаешь…

– Боюсь, я не настолько догадлив. Особенно среди ночи, когда глаза слипаются. Объясни, прошу.

– Просто вспомнился разговор с Шарлем…

– О… этого я точно не ожидал. И что тебе наплел Шарль?

Ох, если бы он что-то именно наплел! Но он лишь озвучил горькую правду, только и всего. Эль поверила Шарлю сразу, потому что это первое правило жизни, и действует оно уже не одно тысячелетие. Подобное тянется к подобному, все просто. Рандомный элемент, конечно, может вмешаться в идеальную картину мира, но как же редко такое происходит… редко и никому это не нужно.

– Сказал, что парни вроде тебя не женятся на таких, как я. Не создают семью, понимаешь? У нас нет будущего… – Эль шмыгнула носом громче прежнего. – У нас есть только этот момент, мы должны жить здесь и сейчас. И я задумалась: а есть ли в этом смысл? Насладиться коротким моментом, а потом сгореть от невыносимой боли и разочарования… не проще ли испытать боль сейчас? Она будет меньше, потому что меньше накопленных воспоминаний, меньше точек соприкосновения. Не придется отдирать от себя другого человека с корнем.