Множественные сны Эльфины Рейн (СИ) - Вальц Карина - Страница 59

Фаустино тяжело вздохнул и потер глаза:

– Если мое мнение учитывается, то мне бы не хотелось испытывать боль ни сейчас, ни в будущем. По моему опыту, можно обойтись и без боли вовсе, если не высасывать драму из пальца и говорить друг с другом.

– Просто ты такой весь бесчувственный и логичный, конечно, что ты знаешь о сердечных переживаниях живых людей!

– Это уже оскорбительно прозвучало, Эль. Я живой человек и я… ладно, не будем углубляться в этот разговор, а то он никогда не закончится. Скажу прямо: мне плевать на семейные устои сейчас, и я не вижу причин поддаться им в будущем. Отец давить на меня не станет после собственной истории, поэтому… – он еще раз шумно вздохнул и пробормотал: – Не верю, что все это говорю всерьез, но нам никто не помешает пожениться. Давай только не завтра, договорились?

– А когда?

– Я думал, что хуже Алана Блавона и быть никого не может! Но как же я ошибался… мы поженимся в подходящий момент. Всегда думал, что он наступит лет после тридцати… – он посмотрел на полные слез глаза Эль и покачал головой: – Но что я знаю о жизни, да? Непредсказуемая штука.

– Ты просто собираешься продержать меня в запасных десять лет, чтобы потом выкинуть, как веселую зверушку. Банальщина! Я вообще подозреваю, что настоящая Эль тебе не нравится. Только… ее варианты. Это твой способ развлекаться, как прыжки с тарзанкой! И ничего больше… никакой глубины ты во мне не видишь. Зачем, если есть такие веселые иные варианты, которые еще и разгадывать можно. Каждый раз новинка, свежие ощущения… что может быть лучше, да?

– Прямо сейчас я раскачиваюсь на тарзанке, на которую никто в здравом уме бы не залез. Потому что мне нравишься ты! Всякая ты и… боже, да этот разговор не имеет смысла! Я это знал и все равно в него влез… между прочим, из-за тебя!

Эль резко встала, накинула толстовку на голое тело и ушла на другую кровать. Сил слушать бездушного Фаустино не осталось. Как так случилось, что она втюрилась в парня, не способного на старые добрые романтические порывы? Да каждый уважающий себя мужчина должен уметь показывать слабость, кидаться в омут с головой, шептать жаркие признания… Эль просто хотелось все это почувствовать. Взаимность и готовность ради нее на все. Готовность сразиться с целым миром! Она, может, и сама замуж не стремится… но это не значит, что ей не хочется чувствовать себя особенной и необходимой, как воздух!

– Обиделась? – устало спросил Фаустино.

– Вовсе нет! Я обижаюсь только на близких.

– Ты же только что за меня замуж собиралась, а теперь я за бортом?

Эль вскочила с кровати и кинулась к столу откапывать рисунки Фаустино. Сложила их все в стопку и демонстративно отправила в мусорку. Она уже была полной, пришлось постараться, чтобы впихнуть туда еще бумагу, но в Эль бурлили чувства. При необходимости она бы в эту мусорку всю бумагу Глетчерхорна затолкала.

Фауст наблюдал за ее перемещениями с ленивым прищуром и не спешил рвать на себе волосы, поняв, что потерял нечто важное и драгоценное. Не совсем потерял, конечно… но прямо сейчас балансирует на грани. И с таким ленивым взглядом грань истончается, скоро парень завалится в пропасть.

Наконец, Фаустино проникся происходящим и заговорил:

– Предлагаю отложить сердечные разборки на другой день, а пока отвлечься и подумать о твоем друге. Надо вывести его на чистую воду.

– Нечего выводить, – отрезала Эль. – Он не виновен.

– Потому что ты не смогла нарисовать его лицо?

– Потому что… ты совсем меня не слушал, да? Дело не только в лице, но и в самом Гае. Признаться, поначалу я немного потеряла рассудок, прониклась твоими ядовитыми словами, что не делает мне чести, но все же… ты говорил хорошо, убедительно. С аргументами. Но все они – полная чушь, потому что я знаю Гая. Он мне родной человек, понимаешь? Не брат, не друг… на самом деле, меня бесит, когда ты зовешь его «твой друг». Он не друг, понятно? Он… нечто большее и от меня неотделимое. Предать меня – значит, предать самого себя. И мои подозрения на его счет – это как стыдное, трусливое предательство, которое сам Гай никогда бы не совершил. Он сильнее меня, он лучше меня во всем. Вот так я в него верю. И я просто с ним поговорю, вот и все, – Эль понимала, что разговор с Гаем закончится предсказуемо: ответными обвинениями в сторону Фаустино, что уже случалось. Заколдованный круг какой-то… и опять Эль умудрилась оказаться в его середине. Даже удивительно, как она со всеми своими хаотичными перемещениями все время оказывается в центре любого конфликта.

– Этим ты можешь вырыть себе могилу, Эль. Понимаю, ты на меня злишься, выдумав обиду на пустом месте, но все серьезнее, чем очередное твое приключение с чужим подсознанием по соседству.

– Ты никак не связан с моими мыслями о Гае, уж поверь!

Фаустино откинулся на подушку и закрыл лицо руками:

– Я устал, – сказал он. – Знал же, что торопиться не стоит, знал…

– Ты бессердечен, но это не значит, что и я такая, – отрезала Эль, ища спортивные штаны и куртку. – И любое дело можно прояснить банальным диалогом, что я и сделаю. А ты лежи, отдыхай, раз так устал! – и Эль вышла, громко хлопнув дверью.

Фауст

Промедление в две минуты стоило ему потери Эль. Когда он выскочил в коридор, ее и след простыл. Фауст выругался сквозь зубы и побежал к лестнице, надеясь нагнать Эль по дороге, но не услышал ее шагов. Она в окно выпрыгнула, что ли? Куда пропала в пустом коридоре?

Фауст уже бегом добрался до гостевой комнаты и выглянул в окно – свежих следов на снегу не наблюдалось. Значит ли это, что таинственный друг Эль – не друг вовсе, а подруга? Либо так, либо прыжок в окно. Если она помчалась говорить с приятелем, должна была выйти на улицу.

Волнение поднялось где-то в груди.

Волнение и чувство вины. Вот что ему стоило подыграть? Он пытался, конечно, но так вяло, что Эльфину не обманул. В отношениях Фауст всегда страдал из-за нежелания подыгрывать, врать. Но тут такой случай… видимо, придется научиться это делать. Чтобы Эль не убегала посреди ночи, не прыгала в метель и не делала других необдуманных вещей. Эль нравилась ему так сильно, что он готов был переступить через себя. Так что зря она завелась.

Главное, чтобы все не дошло до беды.

Приятеля Эль – кажется, она назвала его Гаем, Фауст подозревал всерьез. С Эль он не спорил и не пытался изо всех сил доказать ей свою правоту… но кто, если не этот Гай? С ним во главе угла все вставало на свои места просто идеально, с самого начала и до конца. Эль упоминала, что он сильный мыслитель, а еще любит женщин постарше (Фауст спросил, потому что как дурак ревновал). А еще этот Гай настроен против материалистов, ему всегда претило использование этой стороны таланта Эль.

И есть Бланка с ее тайным романом, по редким оговоркам у окружающих сложилось впечатление, что она связалась с кем-то сильно старше. С кем-то вроде мсье Лероя, преподавателя. Но все могло быть иначе: Бланка считала себя слишком юной для любимого. При этом сам любимый вовсе не обязан быть дряхлым стариком, а просто… парнем с предпочтениями. Как Гай.

И этот Гай знал Марту Рейн, она могла рассказать ему о Фаустино. Гай мог разжиться паразитом сознания через Эль и внедрить Фаусту идею об убийстве, а потом через того же паразита стереть воспоминания. Итог: Бланка мертва, навсегда осталась в леднике. Уго Лерой отправился в Нюкту, являясь лучшим в мире подозреваемым: трагическая смерть матери во льду сделала свое дело. А Фауст подчистил концы с перепиской в приложении, некоторыми воспоминаниями. Идеальное убийство получилось.

Вот только зачем оно было нужно?

Из-за ребенка?

Или из-за Эль.

Последнее тревожило больше всего, потому что Фауст пока не понимал всего. Но Эль уязвима и происходящее влияет на нее. Что, если… если все было предопределено? И Эль должна была пройти этот путь, чтобы… что? Чтобы прийти к какому-то финалу, очевидно. И этот финал кому-то выгоден. Тройкам, конечно, этой безумной секте виаторов. Им нужна Эль.