Свободен - 2 (СИ) - Лабрус Елена - Страница 22

— Я верю в тебя, моя девочка. В тебя. В вас! Верю, что всё прояснится и образуется, — неожиданно всхлипывает на том конце мама. — Порвите их всех!

— Спасибо, мам! Я тут винца налила. За тебя! — выдыхаю я, прежде чем сделать глоток.

— За нас! — слышу я, как она там подгоняет Юру, чтобы он налил ей чего-нибудь покрепче. — Танки грязи не боятся, — всегда говорит твой отец.

— Пошёл он в жопу! У нас другой девиз. Не так страшен Танк, как его жена, — не мелочусь я с определениями.

И прощаюсь с мамой до вечера.

Налив себе ещё на глоток, набираю своего Танка.

— А знаешь, ведь ты был прав, — улыбаюсь я, услышав его голос. — Будь мы хоть из одной пробирки — плевать. Все эти ДНК, анализы, тесты. Плевать, Тём!

— И, если ты сейчас откроешь дверь, я даже покажу тебе насколько с тобой согласен, — слышу я не только его голос, но и звук открывающихся дверей лифта.

— Привет! — стоит он в дверях, держа в руках пакет и опустив голову.

Но мне всё равно «можно» нам или «нельзя». Повиснув у него на шее, я ловлю его горячие губы. И никакой другой правды не хочу знать.

Ну, давайте! Покарайте меня! Вонзите стрелу в спину! Испепелите нас, как грешников. В прах. В песок. В пыль. Делайте, что угодно! Только поздно. Где-то там, по другому высшему закону, где не знают тестов ДНК, нас уже повенчали. Нам дали даже больше, чем мы просили. Нас благословили новой жизнью. А это, знаете, не хухры-мухры! Это — позиция! Это — позволение! Покровительство. Защита. Разрешение. Это то, что по всем статьям оправдывает нас, во что бы мы ни верили.

Это сильнее всего. Важнее всего. Ведь это жизнь! И это — любовь!

— Я ни за что бы на этом не остановился, — шепчет Тот Кого Ни За Что Я Больше Не Отпущу. — Но мы не одни.

— Кхе, кхе, — нехотя, но всё же убираю я руки.

— Лана, это Раиса Константиновна, работник ЗАГСА, — представляет он седую женщину, которая вовсе не смутилась, глядя на наши страстные поцелуи, явно повидав на своём веку и не такое.

— А это же… — удивлённо вскидываю я брови, увидев одну из девушек-фотографов с нашей несостоявшейся свадьбы.

— Елена, — улыбается Валька, толкнув её плечом, и получает ответный толчок от этой приятной темноволосой девушки. А потом, по-гусарски резко склонив и подняв голову торжественно представляется сам. — Валентин Воронцов, а также почётный свидетель на вашей свадьбе.

— Где-где? — удивляюсь я, что после «работник ЗАГСа» до меня ещё не дошло что мой Непредсказуемый задумал. И спешно освобождаю проход в квартиру, потому что держат они какие-то коробки, пакеты, бутылки, что явно оттягивают им руки.

— Мы сейчас… э-э-э, — обращаясь к своему Неожиданному, что заходит последним, рисую я пальцами в воздухе круги, имея в виду сразу всё: поженимся, плевать хотим на всех, не будем это даже обсуждать.

— Закончим то, что должны были сделать вчера, — шепчет он, захлопывая дверь. — Если ты, конечно, не передумала.

— Я? Никогда! Но прости, что я засомневалась, — выдыхаю я в его шею.

— Я пытался представить, что проживу ещё день без тебя и не смог. Я кое-как пережил эту ночь. Прости, что я ушёл. Прости, что не сдержался, — вздохнув, смотрит он на разбитые костяшки. — Что всё вышло так, как вышло. Ты была просто охренительна в свадебном платье.

— Прости, что я дрогнула. Что поверила. Что… — отклоняюсь я, чтобы посмотреть в его глаза. — Я не смогу без тебя, Тём. И не хочу.

— И не будешь, — добавляет он. — А всё остальное — неважно.

Его губы тянутся к моим, но я закрываю их рукой.

— Только после свадьбы, — невинно пожимаю я плечами на его печально сложенные домиков брови и убегаю на кухню.

— В общем, это малая часть того, что мы забрали с праздничного стола, — вручает мне Ленка, худенькая спортивная улыбчивая девочка с карими глазами, пакеты. — А это — торт. Верхушка, — ставит на стол коробку.

Валентин разбирает запас спиртного. А тот, кто всё это устроил уже что-то жуёт, рассматривая сахарную статуэтку жениха и невесты на торте.

И пока я спешно, нет, не надеваю платье, накрываю на стол: открываю все эти контейнеры, развязываю пакеты, что они припёрли, под чутким Ленкиным руководством нарезаю фрукты, даже кромсаю покусанную Росом колбасу — всё, что было в нашем холодильнике, Мой Невероятный, ни разу не смущаясь, предоставляет Раисе Константиновне право голоса.

— Знаете, Ланочка, на моём веку, дай бог памяти, я провела тысячи церемоний, но первый раз делаю это на кухне, — улыбается она.

— Это же замечательно, что до сих пор есть вещи, что происходят с нами впервые, — кладёт на стол бархатную коробочку Валька.

— Это замечательно ещё и тем, — не уступает ему в красноречии заслуженный работник бракосочетательной индустрии, — что нет ничего надёжнее союзов, что заключаются вот так, по велению сердца и требованию души. Поэтому я буду краткой, — она смотрит на часы на своей руке, — а то меня ещё там редиска на даче ждёт. И как законный представитель департамента записи актов гражданского состояния я обязана спросить: является ли ваше решение стать супругами и создать семью искренним, взаимным и свободным? Лана Валерьевна, — подглядывает она в талмуд, что положила перед собой на столе, — согласны ли вы взять в мужья Артёма Сергеевича?

— Согласна, — одёргиваю я домашнюю футболку.

— Артём Сергеевич? — поворачивается Раиса Константиновна. — А вы согласны взять в жёны Лану Валерьевну?

— Согласен, — смотрит он прямо на меня, пробирая до мурашек своим прямым волевым взглядом.

— Если есть причины, по которым эти двое не могут быть вместе, назовите их или замолчите навсегда, — обращается она к Вальке с Леной прямо как католический священник и явно не по протоколу.

На что Ленка красноречиво застёгивает рот на молнию, а потом поворачивается к Вальке и проделывает то же самое с его ртом.

— С вашего взаимного согласия, выраженного в присутствии свидетелей, ваш брак регистрируется. Прошу скрепите подписями ваш союз, — протягивает она мне ручку, я передаю её Танкову, а уже он Вальке.

Ленка ставит свою подпись последней.

— В полном соответствии с Семейным Кодексом Российской Федерации, согласно составленной актовой записи о заключении брака, скреплённой вашими подписями, ваш брак регистрируется. И является законным, — торжественно смотрит Раиса Константиновна в документ, а затем на нас. — Объявляю вас мужем и женой.

— Ура! — кричит Ленка, хлопая в ладоши и подпрыгивая.

Валентин открывает шампанское.

— Я уже могу поцеловать невесту? — улыбается Танков, подтягивая меня к себе.

— Нет, — разворачивает к нам Раиса Константиновна. — Ещё распишитесь вот здесь, — разворачивает она к нам гербовую бумагу.

— А теперь? Могу? — снова интересуется Танков, возвращая ей ручку.

— Кольца, Артемий! — открывает коробочку Воронцов.

— Вот чёрт, — выуживает, волнуясь, Мой Неуклюжий моё обручальное кольцо. — Сдавайся, Танкова!

— Сдаюсь, Артём Сергеевич, — сама попадаю я пальцем в блестящий ободок жёлтого металла.

Со своим, то есть с его кольцом я справляюсь лучше. Но оба садятся как влитые.

— А теперь? — снова интересуется мой, чёрт побери, Муж.

— А вот теперь… Горько! — поднимает свой бокал Раиса Константиновна.

И подхватив меня за шею, плевать он хотел и на эту тётку, и на Вальку, красноречиво закатившего глаза. Мягко напирая, словно он ведёт меня в танце и жадно впиваясь в мои губы, мой Танк ненавязчиво выводит меня в коридор.

— Я обещал, что сегодня ты проснёшься моей женой, — шепчет он, прижимая меня к стене. — Прости, что немного опоздал. Я люблю тебя. И клянусь любить тебя вечно, Невозможная моя. Быть с тобой вместе в болезни и здравии, богатстве и бедности, пока смерть не разлучит нас.

— Клянусь хранить тебе верность и нежность, — шепчу я в ответ, — принимать с любовью твои недостатки, если они вдруг появятся, — улыбаюсь я. — Радоваться твоим победам. И поддерживать тебя в моменты поражений. Я люблю тебя, Невероятный мой. Мы вместе. Навсегда.