Свободен - 2 (СИ) - Лабрус Елена - Страница 9

— Лана Валерьевна, — спокойно, с достоинством кивает она. И, пожалуй, единственная не разглядывает меня как диковинную зверушку — невесту исполнительного директора. — Я там видела твои счета на оплату в бухгалтерии. А ты не хочешь добить заявку на «Ириду» до трёх палетов? А то сто коробок ни туда, ни сюда.

И голос у неё спокойный, ровный, мягкий. И тон деловой, доброжелательный и миролюбивый.

Что-то где-то я походу недооценила своё Рыжее Сокровище. Дважды. Сначала, когда решила, что он мог выбрать в жёны стерву (и это я не о себе). А второй раз, когда засомневалась в его словах, что вопрос с Эллой закрыт. И мне даже стыдно, что я всё жду от неё каких-то козней, а она одна из всего офиса думает о работе.

— Да я бы с радостью, — выплёвываю я воду, которой полоскала рот. — Только нет у них столько. Я забрала всё, что было. Отсюда и такой объём.

— Ясно, — легко соглашается она. — А заявку оставила?

— На апрель — да, — вытираю я лицо салфеткой и тяжело выдыхаю. — А на март уже всё выбрано.

— Зайди, я тебе ещё одного поставщика дам. Посмотришь, может у него что есть. Боюсь, не хватит нам заказанного на март.

— Хорошо, — киваю я.

— Хотя нет, — открывает она дверь и останавливается, словно что-то вспомнила. — Я просто передам информацию. Если будут вопросы, тогда сама позвони. — А потом поворачивается и кивает так, что мы обе прекрасно понимаем о чём она: — Артём знает?

— Нет, — качаю я головой.

— И когда собираешься сказать?

— Скоро. Элла, пожалуйста… — но не успеваю договорить.

— Не волнуйся. От меня он не узнает.

И выходит. Спокойно. Уверенно. С прямой спиной.

Как бы и мне хотелось так же уметь держать спину. И удар, хотя не дай бог оказаться в её ситуации. Даже больше, чем научиться носить шляпы как Майя Аркадьевна. Мне даже кажется они чем-то похожи: Элла и мать Артёма. Столько достоинства, силы и благородства. И мне почему-то хочется верить, что Элла не проболтается.

Может потому, что мне так плохо, что просто плевать. Но единственное, чего мне хочется теперь, когда немного полегчало, так это пойти и обнять того, кто собственно в моём плохом самочувствии и виноват. Вот такая логика.

— Ты что-то бледная, — рассматривает он меня, как обычно, зажав между ног и присев на стол.

— Я устала. В офисе жарко. Меня вымотала мама своими звонками и вопросами. И вообще, быстрее бы уже, — откровенно хнычу я, положив голову ему на грудь.

— Держись, моя маленькая, — прижимается он губами к макушке. — Осталось день простоять да ночь продержаться. В пятницу уже всё закончится.

— Жалко, что никуда не полетим в свадебное путешествие. Рвануть бы обратно на Хайнань.

— Или в Швецию, — улыбается он, гладя меня по голове. — На Хайнане сейчас делать нечего. Там десять миллионов китайцев месяц будут праздновать китайский новый год. Туда до середины марта лучше не соваться.

— Да ладно, не уговаривай, — поднимаю я голову. — Я всё понимаю: у тебя очень много работы.

— Я обещаю, мы вырвемся, — смешно трётся он носом о мой «пятачок». — Пусть не сразу, но обязательно слетаем. И тянется к моим губам, но его останавливает открывшаяся дверь.

— Простите, — застывает на входе в кабинет Элла.

— Заходи, — кивает он, но и не думает смущаться и меня отпускать.

— Я только документы оставлю, — кладёт она на стол, у которого мы стоим, бумаги. Подходит так близко, что я чувствую запах её духов. И почти касается его плечом. — Посмотри, прислали они договора. Я подчеркнула, что мне совсем не понравилось.

— Посмотрю, — только крепче обнимает меня мой Невозмутимый, подтягивая повыше, пока я буравлю её глазами. Пока я вижу в её взгляде на него так много.

Тоску. Глухую. Тягучую. Беспросветную.

Боль. Она плещется слезами, что не выплакать.

Одиночество. Сиротливое. Гордое. Безрадостное.

Любовь. Безусловную. Преданную. И неразделённую.

И что-то ещё. Упрямое. Волевое. Что-то, что, видимо, и держит её несгибаемую спину. Характер.

— Главный бухгалтер спрашивает, раз ни тебя, ни Елизарова в пятницу не будет, ей встречу с банком перенести? — делает шаг назад та, что мне уже вроде и не соперница.

— Я сам зайду, — кивком отпускает её Танков.

И только в этот момент, когда она поворачивается, наши взгляды встречаются. Всего на пару секунд. На один взмах ресниц. Уголки её губ дёргаются в улыбку. А меня словно завязывают изнутри тугим узлом, потому что я понимаю и другое: как меня здесь мало, а их много.

Как она понимает его по движению бровей. Угадывает по одном вздоху. Читает по жестам. И как китайские медики по пульсу может сказать, что он ел на завтрак.

Она росла вместе с ним. Она врастала в его привычки. Годами училась его ждать. Она словно замок, средневековый, древний, созданный великим архитектором, с богатой историей и привидением. А я — стандартный блочный барак на несколько квартир, убогий безликий новодел, в котором только Мой Невероятный и сумел разглядеть нечто, что сделало меня для него дворцом.

Именно с таким ощущением я ухожу из его кабинета.

Нет, я не чувствую себя недостойной. Не считаю самозванкой. И не буду себя больше сравнивать. Я поняла самое главное — она его достойна. И если вдруг что-то случится. Если мы расстанемся. Если меня не будет. Если он останется один. Я отдала бы его ей. Никто, кроме неё, не позаботится о нём лучше. Никто не любит его так, чтобы отдать той, что дорога ему. Хотя нет, я, я его так люблю.

Увы, токсикоз не делает нас сильнее.

И с мыслями глубокими, но безрадостными спускаюсь я вниз, чтобы встретить курьера на проходной. И едва успеваю расписаться за полученный пакет, когда меня окликает мужской голос, о котором я успела начисто позабыть.

— Лана!

— Ген, иди к чёрту! — откликаюсь я.

А ещё почему-то хочется добавить: «Не до тебя».

Увы, токсикоз не делает нас сильнее. Но злее — точно. А ещё эгоистичнее.

— Я пришёл попросить о встрече, Лан, — стоит он в холле «ЭйБиФарм». Уверенный в себе. Впечатляющий. Чужой. Ненужный. — В любом месте, где скажешь. В любое время. Сегодня, завтра. Я правда сильно изменился за это время. Хочу просто с тобой поговорить, попросить прощения. Может быть, я действительно всё себе надумал. Но мы плохо расстались. Я хочу, чтобы ты не держала на меня зла.

— Ты случайно не подцепил какой-нибудь смертельный вирус? — лезу я в карман за зазвонившим телефоном. — Что ездишь по стране и у всех своих бывших просишь прощения?

Он царственно кивает в ответ, словно я попросила у него разрешение ответить на звонок. Нет, эти его снисходительные замашки вот точно никогда не изменятся, как бы сам он ни изменился, в чём я тоже сильно сомневаюсь.

— Привет! Поняла, — отвечаю я, когда моё Рыжее Солнце сообщает, что с обедом задерживаемся. — Тём, я тут на проходной. И рядом со мной стоит Бережной. Просит о встрече. Посидеть где-нибудь, поговорить. Да, я хочу (отвечаю на его вопрос: «Ты сама этого хочешь?») Скажи мне только где, когда и во сколько. Хорошо. Хорошо! (получаю я подробные инструкции, что я как раз могу с ним пообедать прямо сейчас, название ресторана и что меня доставит личный водитель Елизарова и никак иначе). Нет, я не просто люблю тебя, Тём. Ты — мой бог, — улыбаюсь я, прежде чем отключиться.

Вот так, собственно, в обед я и оказалась в этом дорогущем ресторане с Геннадием Бережным.

Дорогущем настолько, что я слышу хруст накрахмаленных салфеток, тихий звон богемского хрусталя в люстрах и скрип начищенных до блеска туфлей официантов.

Но Геннадий Викторович не был бы Геннадием Викторовичем, если бы хоть бровью повёл на цены в меню. Его такими мелочами не испугаешь.

— А я, признаться, даже зауважал твоего бородатого, что он и место выбрал неплохое, и охрану тебе обеспечил, — хмыкает он, когда официант уходит, приняв заказ. — Проигрывать достойному противнику приятнее, чем слабаку.