Жестокое желание (ЛП) - Джеймс М. Р. - Страница 39

Сидя здесь, я понимаю, что мне невыносима мысль о том, чтобы уйти к кому-то другому. Мне невыносима мысль о том, чтобы пойти на очередной гала-ужин, устраиваемый для меценатов балета, и провести вечер, флиртуя и строя робкие глазки богатым мужчинам, пока один из них не заинтересуется мной. Оказаться в чужой постели, как это было с Альфио, и желать, чтобы это Лоренцо прикасался ко мне. Был внутри меня.

От этой мысли у меня сводит живот, сердце разрывается, и в этот момент я понимаю, что чувствую к Лоренцо больше, чем когда-либо должна была. Те несколько мгновений нежности в студии, сплетенные с горячим желанием, которое я испытываю к нему, что-то сделали со мной.

Что-то, что я не смогу так просто отменить.

— Я хочу продолжать работать на тебя. — Я говорю это быстро, почти слишком быстро. Что бы ни было между нами, я не хочу, чтобы это заканчивалось.

Лоренцо медленно выдыхает, его зеленый взгляд встречается с моим. Если он и испытывает какие-то эмоции, я их не вижу.

— Если это так, — тихо говорит он, — то то, что случилось на прошлой неделе, не может повториться.

Мне не нужно спрашивать, о чем он говорит или что он имеет в виду. Я также не могу говорить, чтобы ответить. Горло как будто сжимается, грудь сдавлена. То, что произошло в студии, было началом чего-то, а теперь это похоже на конец. Я не готова к этому, пока не готова, хотя должна была быть готова с самого начала.

— Это должно быть только по делу, — продолжает он, его голос пустой и ровный. — Если границы будут размыты, это станет еще опаснее.

Эти границы были стерты, хочу сказать я. Но, конечно, не полностью. Мне кажется, что это так, когда у меня так давно не было такого контакта с тем, кого я действительно хотела, когда я никогда не испытывала такого желания или удовольствия, как с ним. Но мы еще так многого не сделали. Линии, которые мы не пересекли, и Лоренцо, кажется, намерен сделать так, чтобы мы остались по другую сторону.

Он по одну сторону, а я по другую.

Я чувствую себя неловко, как будто он читает мне лекцию. Предупреждает, чтобы я не соблазняла его снова, когда именно он первым поцеловал меня в коридоре. Но воспоминания об этом поцелуе смягчают жжение, и я чувствую, как по шее ползет румянец, а губы покалывает. Больше всего на свете я хочу, чтобы он поцеловал меня снова. Чтобы холодный, сдержанный мужчина за столом превратился в ту теплую, нежную версию Лоренцо, которая заставил меня потерять весь свой самоконтроль с ним. Это было всего неделю назад, но из-за прохладной атмосферы нашего разговора сейчас кажется, что прошла целая жизнь.

— Мила. — Серьезность его тона не допускает никаких возражений, никаких шансов для меня заиграть и поддразнить его, чтобы он признал, что не хочет, чтобы это был только бизнес, больше, чем я. — Я знаю, ты можешь подумать, что это был бизнес, то, что случилось, я предложил тебе деньги, чтобы ты продержалась на плаву, пока не уладится дело с полицией, а ты попыталась предложить свои услуги взамен. Но я постарался дать понять, что не считаю это обменом, который произошел между нами. И то, что произошло, не может продолжаться, если ты собираешься выполнять для меня эту работу.

От того, как жестко он это говорит, мне почти хочется смеяться. Как будто мы говорим о чем-то другом, а не о том, что я стою на коленях, его глаза расширены от удовольствия, когда он борется за то, чтобы не впиться в мой рот, пока я сосу его. Он стоял на коленях несколько минут спустя, изучая мягкие контуры моих внутренних бедер, прежде чем впервые попробовать меня на вкус. Как будто в этой встрече не было ничего интимного, как будто это не было самым горячим, самым страстным, что когда-либо случалось со мной.

Но все это не имеет значения. Если бы я была полностью предоставлена самой себе, если бы у меня не было никаких обязательств перед кем-либо еще, это могло бы случиться. Я могла бы сказать ему нет, что больше не хочу продавать для него наркотики, что вообще не хочу на него работать. Я могла бы подойти к нему с другой стороны стола, сесть к нему на колени и целовать его до тех пор, пока он не забудет обо всем, кроме своего имени и меня.

Я прикусываю губу, пытаясь сдержать учащенное дыхание при этой мысли.

— Если бы я сказала, что хочу прекратить… — Я смотрю на него, пытаясь оценить его реакцию, пока говорю. — И я договорюсь с кем-то еще, разве между нами что-то изменилось бы?

По внезапной вспышке темноты в его глазах и по тому, как сжалась его челюсть, я понимаю, что мне не нужно объяснять, что я имею в виду. Лоренцо резко качает головой.

— Я не делюсь тем, что принадлежит мне, мисс Илени, — говорит он, его голос понижается на октаву, и по моей коже пробегает дрожь, которая оседает прямо между ног.

— Тогда позволь мне быть твоей. — Слова вырываются прежде, чем я успеваю остановить их, и повисают в воздухе между нами. — Лоренцо…

Медленно он встает. Выражение его лица еще больше потемнело, это первая настоящая эмоция, которую я увидела на его лице с момента моего прихода. Он медленно обходит вокруг стола, где сижу я, и его приближение заставляет мое сердце биться так сильно, что становится больно.

Он тянется ко мне, и мне кажется, что я не могу дышать. Его рука обхватывает мое запястье, поднимая меня со стула, и я понимаю, что вижу в его глазах вожделение. Я знаю, что он представляет, как снова ставит меня на колени, насаживая на свой стол, повторяет все, что мы делали в студии, и даже больше.

Когда его рука касается моего подбородка, а пальцы ложатся под него, когда он убеждается, что я смотрю на него сверху, мои колени слабеют. Каждый сантиметр моей кожи умоляет о его прикосновении, и я знаю, что он это видит.

Я начинаю тянуться к нему, чтобы прижать руку к передней части его брюк, чтобы почувствовать, насколько он тверд, но он снова хватает меня за запястье другой рукой. Когда он заговорил, его голос был низким и тихим — почти рычание.

— Нет, Мила. Ответ — нет. И если ты спросишь еще раз, все наши совместные дела закончатся.

На первый взгляд, это отказ. Но в темных глубинах его голоса я слышу и другое, потому что шаги этого танца мы уже проделывали вместе. Его контроль находится на острие ножа. Он угрожает бросить меня, если я снова попрошу, не потому что не хочет меня, а потому что хочет меня слишком сильно.

Он боится, что если я снова попрошу, то он не сможет сказать нет.

Я так сильно хочу оттолкнуть его, что мне становится больно. Я все равно хочу попросить еще раз, посмотреть в эти измученные зеленые глаза и отвадить его от желания трахнуть меня прямо здесь, в его кабинете, так, как, я знаю, он себе представляет, пока обхватывает рукой свою собственную горячую и напряженную плоть.

Но если я вызову его блеф и потерплю неудачу, все будет намного хуже.

Поэтому вместо этого я тяжело сглатываю и медленно киваю.

— Я понимаю, — шепчу я, пытаясь скрыть мягкий треск в своем голосе. Пытаюсь скрыть, как сильно я хочу его.

Судя по выражению его лица, думаю, он все равно знает.

Он долго держит мой взгляд, все еще касаясь моего подбородка, пока мои колени не начинают подгибаться под меня, и только эти два пальца удерживают меня в вертикальном положении. А потом его выражение лица затихает, желание стирается и запирается за какой-то невидимой дверью, ключ от которой есть только у него, и его рука убирается с моего лица.

Лоренцо проходит за стол и что-то достает из своего стола. Я вижу упаковку с таблетками, когда он выпрямляется и протягивает их мне.

— Позвони мне, когда они будут проданы, — просто говорит он. — Тогда и поговорим.

Коротко и ясно. Только бизнес. Я стараюсь сохранять спокойное выражение лица, когда беру пакет из его рук и кладу его в сумочку. Я чувствую, как на мои плечи опускается тяжесть, как будто то, что он их забрал, давало мне кратковременный прилив свободы.

Но, конечно, деньги — это единственное, что даст мне настоящую свободу.

— Если ты снова увидишь офицера Адамса, позвони мне, — добавляет Лоренцо. Я все еще слышу невысказанную фразу после — не для чего-то другого. Я должна обращаться к нему только в экстренных случаях и когда продаются таблетки.