Темный всадник (СИ) - "Каин" - Страница 38

Зимин криво усмехнулся.

— А где вы ведете прием посетителей? — поинтересовался я.

— Кого? — удивился Синьков, а потом уточнил, — Вы говорите о просителях?

— Пожалуй, о них самых, — подтвердил я.

— На пороге стоит бочка. Туда каждый желающий донести… — мужчина тут же кашлянул и поправился, — рассказать о чем-то важном бросает записку. А раз в неделю, эти жалобы вытряхиваем и просматриваем.

Я обернулся и заметил у дальней стены камин, рядом с которым стояла плетеная корзина. И в ней лежал ворох листков бумаги для розжига, подозрительно напоминающих записки.

— И много жалобщиков набирается? — невинно осведомился я.

— Бывает, — жандарм колыхнул эполетами. — Местный люд любит поныть о тяжелой жизни. А потом проспятся и забывают о том, что их беспокоило.

— А разве та бочка не стоит под желобом водостока? — спросил более внимательный к деталям Стас. — Неужто в дождь туда не набирается вода?

— На все воля Искупителя, — не моргнув глазом заявил Синьков. — Ежели пошел дождь, значит, свыше было решено, что доносы эти недостойны внимания.

— Ну а те, что достойны? — продолжал допытываться я, проходя дальше за хозяином участка.

Мы поднялись с ним по лестнице и внезапно оказались во вполне домашней гостиной, обставленной хорошей мебелью. На полу был уложен ковер, такие же висели на стенах, закрывая их едва ли не полностью. Между окнами расположилось пианино с поднятой крышкой. На пуфике сидела пухлая приятная девица с кудряшками в длинном светлом платье. Девушка занималась вышивкой. При виде нас она притворилась, что не слышала, как мы шагали по лестнице. Вскочила и коротко поклонилась так, чтобы мы смогли лицезреть глубокое декольте.

— Это Марфушечка, моя дочь, — как ни в чем ни бывало, заявил Олег Олегович, а потом обратился к девице, — распорядись на кухне, чтобы подали питье и закуски.

— Сало с солеными огурцами? — переспросила она недоверчиво.

— Вот же баба-дура, — в сердцах воскликнул Олег Олегович и потер переносицу. — Квасу пусть нальют в кувшин. И настрогают маленькие бутерброды, которые делали в день благодати.

Марфуша кивнула и, подхватив подол, побежала прочь.

— Вы живете в участке? — пораженно уточнил Зимин.

— Нет, ну что вы, — отмахнулся мужчина. — Это жандармерия расположена в моем доме. Так удобнее. Мне не нужно беспокоиться о том, чтобы торопиться на работу. И всегда все под рукой.

Стас покачал головой:

— Невероятно.

— Я знаю, — довольно улыбнулся Олег Олегович. — Я сам это придумал, когда служил в одной Азиатской провинции в посольстве. Оттуда я перенял многие традиции. Хоть там и живут все больше варвары, которые, шутка ли, моются почитай каждый день.

— Невероятно, — повторил Стас.

— Именно, — кивнул Синьков и добавил. — До чего грязные люди, если им бани раз в неделю не хватает.

Я не нашелся что сказать на такое заявление и присел в кресло, на которое указал Олег Олегович. Зимин занял второе. Кустодий вынул из кармана телефон, и принялся быстро нажимать на клавиши, набирая текст. И я подумал, что никогда не видел кустодия таким пораженным. Жандарм решил, что мы так отреагировали на богатое убранство его гостиной и с удовольствием рассказал, что большая часть ковров была привезена им из варварской страны, где он служил. Как и посуда, шторы, садовые статуи.

— А откуда у вас пианино? — зачем-то спросил я.

— Заезжали к нам артисты, — простодушно поведал Синьков. — Бродячие, стало быть. Ехали на грузовичках с прицепами. Мы резонно решили, что скорее всего, они везут что-то незаконное.

— Была наводка? — оживился Стас.

— Как без наводки, — кивнул жандарм. — Я нутром почуял, что с ними что-то нечисто. Эта наводка меня никогда не обманывала. Вот мы у них и конфисковали пианину и еще кое-чего из подозрительного.

— А сами артисты? Вы их оформили? — глухо спросил Зимин.

— Да с них взять было нечего, — ответил мужчина. — Голь перекатная. У баб еще какие-то бусы были, брошки от поклонников да ленты. А у мужиков кроме исподнего ничего не нашлось. Правда, грим у них был богатый. Цельный чемодан.

Он замолк, словно потерял интерес к теме разговора и обернулся к пианино.

— На самом деле бесполезная штука. Места занимает много, а играть на нем Марфушечка так и не научилась. Хотя стучала по кнопкам этим несколько дней напролет.

— Невероятно, — в который раз повторил Зимин и покачал головой.

— Она у меня талантище, — продолжил жандарм. — С детства умела петь и танцевать так, что на всех ярмарках выигрывала то тыквы, то порося молочного, — с гордостью поведал Синьков.

— И часто у вас бывают ярмарки? — спросил я, чтобы хоть как-то привести в чувство своего напарника

— Да, почитай, каждую полную луну устраиваем праздники, чтобы развлечь люд. У нас и налог для устройства этих мероприятий назначен.

— К слову о налогах, — я решил вывести разговор в нужное русло. — Я слышал, что ваш сосед Двушкин подати не платит.

— Этот бирюк закрылся в своем болотном углу и не высовывается к приличным людям, — помрачнев подтвердил Олег Олегович.

Он снял фуражку и пригладил вспотевшие волосы. Затем взял со стола сложенный веер, открыл его и принялся им обмахиваться.

— Никон нелюдимый. Мы его к нам зазывали по-разному. И на праздники приглашали и на суды народные, которые у нас порой случаются, — он тут же замялся, словно сболтнул что-то лишнее и торопливо продолжил, — даже пытались свести с его сыном девиц из достойных семей. Все же это сам Двушкин уже вдовец, а значитца может себе позволить с простолюдинками якшаться. Но сын его — парень молодой и крепкий.

Мы с Зиминым переглянулись.

— И ему давно пора уже завести себе зазнобу. Это и для города стало бы хорошо. Молодой Двушкин бы к нам заезжал. Того и гляди на общее денег начал бы давать, дорогу за свой счет чинить. От его наследства и нам бы хорошо сделалось. Коники у Двушкина знатные. Мы хотели купить у него жеребят…

— Это лошади императора, — строго перебил Зимин и нахмурился.

— Все знают, что приплод бывает разный, — не смутился Синьков. — И наверняка кобылы приносят жеребят, которые не сгодятся для самого емператора. А нам бы не пришлось закупать лошадей за тридевять земель.

— Да к тому ж за деньги, — продолжил я.

— Породнись Двушкин с кем-то из наших семей, то неужто стал бы брать денег со своих? — закивал Олег Олегович.

— Невероятно, — вновь сказал Зимин.

— Вы наверно перегрелись на улице, — озаботился жандарм, решив, что кустодию плохо.

— Может быть, — рассеянно отозвался Стас.

— Марфа! — рявкнул хозяин дома. — Где квас? Гостям надобно освежиться.

В гостиную тут же вбежала дочка жандарма с подносом. Она ловко поставила на стол кувшин, натертые до блеска стаканы, а также круглое блюдо с бутербродами, которые кухарка порезала на небольшие треугольники и проткнула каждый заостренной каминной спичкой с наплывом серы наверху.

— Я сама их точила ножичком, — хвастливо заявила Марфушечка.

— Чудо как хороша, — умилился Олег Олегович и оглядел нас, надеясь на поддержку.

— Это да, — отозвался кустодий и взял бутерброд из темного хлеба с кусочком сала и ломтиком соленого огурца.

Привыкший, видимо, к подобным угощениям, Стас закинул его в рот и принялся жевать. Марфуша выхватила у него из пальцев спичку и пояснила:

— Сложу их в кулек для следующих бутербродов.

— Невероятно, — просипел Стас и закашлялся.

— Домовитая растет девка, — горделиво заявил Олег Олегович.

Я же решил воздержаться от дегустации еды и плеснул себе в стакан квас. Но не торопился его пить, так как не был уверен, что его не настаивали на объедках. Что-то мне подсказывало, в напиток могли сунуть и плесневелый хлеб, чтоб добро не пропадало.

— А поведайте нам, Олег Олегович, правда ли, что в вашем городке живет родственница Двушкина? То ли сестра, то ли тетка.

— Есть такая, — скривился жандарм. — На окраине живет. Глафира у нас учителкой работает. К важным господам она на дом ходит. А простая ребятня к ней бегает грамоте учиться.