Авиатор: назад в СССР 12 (СИ) - Дорин Михаил - Страница 47

— Конечно, Сергей Сергеевич, — ответил Ветров.

— Это хорошо. Слушайте команды РВП. Он всегда подскажет, если что не так. На то у него и тангента.

— Понятно, — кивнул Борзов.

— И самое главное, вы должны быть готовы в любую секунду покинуть самолёт. Пробег, взлёт или будь то сход с трамплина — неважно. В любой момент.

После моих крайних слов настроение Ветрова не изменилось. Он был также лёгок и расслаблен. А вот Борзов напрягся ещё больше.

Через час мы уже сели на палубу двумя истребителями. Паша — со мной в самолёте, а Георгий с другим лётчиком. Каждый из них слетает со мной контрольный полёт, а затем и самостоятельно.

Пасмурная погода и нависающие свинцовые тучи над акваторией Чёрного моря не сильно радовали. По прогнозу у нас не так много времени на выполнение полётов. Корабль шёл вперёд на большой скорости, выдерживая курс против ветра, но делать это будет с каждым часом всё сложнее.

Я вылез из кабины и сразу попал на экзекуцию. Воспитательную работу с одним из лётчиков Су-27К проводил заместитель Реброва по лётной подготовке Тимур Апакидзе.

— Что надо делать? Когда выключать двигатель? — громко отчитывал подчинённого Тимур Автандилович.

Апакидзе был невысокого роста с озорным взглядом и русыми волосами, которые ещё достаточно густы. Сейчас он ещё в звании майора, но вскоре должен получить подполковника. В этой реальности он отказался от академии, только чтобы заниматься делом всей своей жизни — летать с палубы корабля и готовить лётчиков.

Больше месяца назад он первым в Советском Союзе среди лётчиков строевых частей сел на корабль. Как и в моём будущем, он сделал это на самолёте Су-27К. Теперь уже в полку более десяти лётчиков приступили к таким посадкам и летают с авианесущего крейсера самостоятельно.

— Привет, Серёга! — поздоровался со мной Апакидзе, снимая перчатку.

— Что-то серьёзное? — спросил я, наблюдая, как обтекает потом лётчик в оранжевом костюме ВМСК напротив Тимура.

— Да вот, молчит и не говорит, почему с помпажем так долго мучился, — ответил мне Апакидзе и повернулся к подчинённому. — Что произошло? Да, говори уже как есть! — наседал он на своего подчинённого.

— Да я эмоционально переволновался просто. Чуть не обделался, — тихо ответил парень.

Ёмко, а главное — точно подмечено. Мы быстро переговорили с Апакидзе по поводу дальнейшей работы сегодня, и они с лётчиком ушли в надстройку.

Я повернулся к взлётной палубе корабля. Насколько же завораживает это зрелище! Множество людей бегали, суетились, готовя к посадке аэрофинишёры. На стартовых позициях уже стоят два МиГ-29К и один Су-27К. Ревут двигатели. Во все стороны разлетаются чайки, испугавшиеся включения форсажа. Один за другим срываются с места самолёты, взбегая на трамплин. Палуба ходит ходуном, а на посадку уже заходит очередной самолёт Су-27К.

Звучит сирена, и в начале посадочной палубы выходят четыре нити аэрофинишёров. Самолёт приближается. Ещё немного, и будет касание. Самолёт выравнивается. Колёса всё ближе, и раздаётся громкий удар! Словно гром разразился над палубой.

Двигатели ещё ревут, но Су-27К продолжает торможение, вытягивая на всю длину третий посадочный трос. Едва самолёт останавливается, как затихают двигатели. Истребитель убирает гак и складывает крылья перед заруливанием на стоянку.

— Сергей Сергеевич, всё готово, — подошёл ко мне техник со спины.

— Спасибо, — пожал я ему руку и направился к самолёту.

Борзов уже сел в кабину и отрабатывал движения органами управления. Я занял своё место.

— Запускаемся, Победоносец? — спросил я по внутренней связи Борзова, пристёгиваясь.

— Ага. Сейчас запрошу.

Руководитель полётами дал нам разрешение на запуск и Борзов приступил к данной процедуре.

Пока самолёт пробуждался, трясся и готовился к очередному вылету, я почувствовал неладное. Есть иногда такое предчувствие, что не совсем всё гладко.

— Саламандра, 243й, вырулить на стартовую, — запросил мой проверяемый.

— 243й, понял. Третья позиция, — ответил руководитель полётами.

Начали выруливать со стояночной площадки. Борзов не торопился, хотя в воздухе экипажи ему за это спасибо не скажут. Конвейер со взлётами и посадками на «Леониде Брежнев» очень плотный. К тому же, я почувствовал, как по педалям идёт вибрация.

— Гера, — вышел по внутренней связи на Борзова.

— Да.

— Всё хорошо?

— Ага. Только вот трамплин.

— А что трамплин? У тебя как дела? Семья, девушка?

— Всё хорошо. А девушки нет, — посмеялся Борзов.

— Помада тогда чья была? — удивился я.

— Это… в общем… там не по любви. Чисто спортивный интерес.

Пара вопросов и Георгий Борзов смог расслабиться. Самолёт остановился, и он начал выводить обороты двигателя на максимал. Кабина начала трястись. Техник снаружи держал поднятую руку вверх, обращая на себя внимание. Небольшое движение рычагом управления двигателей вперёд, и включились форсажи.

— Есть форсаж! Взлёт, — громко произнёс руководитель полётами.

Я взглянул на техника. Он поднёс руку к голове и резко показал в направлении трамплина.

— Взлёт! — скомандовал Гера, однако сквозь вибрацию и небольшой шум я услышал важнейшую команду.

— Запретил! Запретил! Ковёр!

А самолёт уже разгонялся по палубе.

Ничего не предвещало такой громкой и отчётливой команды. Во время взлёта с корабля, время имеет ценность, граничащую с «бесконечностью».

Затормозить практически невозможно. Если не удастся обрести опору в воздухе после схода с трамплина, нужно отвернуть самолёт и катапультироваться. Не отвернёшь — корабль проедет по тебе.

В нашем случае, никаких отказов двигателей или систем на самолёте не было. Параметры силовой установки в норме.

МиГ-29 уверенно начал задирать нос, взбегая на трамплин. В это время руководитель полётами продолжал сыпать запретами.

Борзов мог начать тормозить, так что я предусмотрительно задержал руку на рычаге управления двигателями.

Но этого не потребовалось. Георгий оказался сообразительным, не растерялся и сразу понял, чем нам грозит выполнение команды руководителя полётами. Как ни крути, а жить хочется.

Признаков отказа нет. Самолёт уверенно взобрался на край трамплина, сошёл с него и завис в воздухе. Скорость начала расти, просадки никакой не было. Ещё секунда, и МиГ-29 полностью обрёл опору в воздухе и продолжил набирать высоту.

— 243й, взлёт произвёл. На первом, — доложил Борзов.

В его голосе были слышны нотки радости. Конечно, парень впервые сам взлетел с корабля! Вот только сейчас начнётся самое интересное. Ведь просто так в эфир команду «Ковёр» не подают. В момент разбега некорректно от слова со всем.

В профессионализме местной группы руководства я не сомневаюсь. Соответственно, кому-то другому были адресованы слова руководителя полётами.

— 243й, я Саламандра, набор 1500. Займите зону ожидания.

Борзов отвернул вправо и перевёл самолёт в набор. В эфире шёл плотный радиообмен между экипажами и руководителем полётами. Хмурые облака начали понемногу расходиться и сквозь них стали пробиваться лучи солнца.

— Не наблюдаете, принял. 315й, в секторе 170–210 нет посторонних? — запросил руководитель полётами у одного из экипажей Су 27К.

— Визуально никого. На локаторе тоже, — отвечает 315й.

Похоже, что недалеко от нас орудует нарушитель. У данных модификаций Су-27К стояли РЛС Н001. Их максимальная дальность обнаружения не более 100 км.

А на нашем борту поставили новую РЛС «Паук-МЭ». Мне было всё прекрасно видно и на дальности в 160 км.

— Сергеевич, у меня… а что это на индикаторе? — спросил Борзов по внутренней связи, когда я поменял режим работы РЛС.

— Это называется бортовой локатор. У нас с тобой он помощнее, чем на Су-27К.

— И мы собираемся кого-то высмотреть?

Пока Борзов продолжал удивляться, я заметил на локаторе метку от достаточно большого самолёта и… ещё одну, отделившуюся от него.