О черном маге замолвите слово (СИ) - Абзалова Виктория Николаевна - Страница 23

Дамир испытал лишь облегчение. Он совсем ослаб и был уверен, что умрет раньше, чем светлые смогут от него чего-то добиться.

А жить хотелось безумно! Не говоря уж о том, что было обидно умирать так и не узнав ответа на самый главный для него вопрос, и глупо — как лиса в капкане…

Ночью из забытья его вырвало прикосновение чьей-то теплой руки. Мягкой влажной тряпочкой, слабо пахнущей травами, ему обтерли лицо. Поднесли к губам флягу, — напиток обжег горло.

— Потерпи, мальчик, потерпи… Я тебя вытащу, обещаю!

Дамир с трудом узнал голос Алагерды и дернулся. Вывернутые израненные запястья тут же отозвались болью.

— Ш-ш! успокойся. Я не могу тебя освободить сейчас, ты даже не выйдешь из лагеря, — волшебница ловко поила его маленькими порциями, перемежая это с едой, — Я работаю над тем, что бы тебя осудили на заключение и отправили в Дейл. А уж по побегам из тюрьмы я специалист! Так что держись, парень!

Алагерда сунула ему в рот последний кусочек и исчезла, без проблем перешагнув через барьер.

Не то что бы Дамир безоговорочно поверил рыжей колдунье, но приободрился. Из чего бы не происходил ее порыв, но ведь она же подруга мастера Райнарта, а по крайней мере, к нему бывший герой относился по-человечески не взирая на цвет.

Еда и питье его тоже подкрепили, снова дав силы надеяться. Появившейся с утра Ровене, Дамир спокойно сказал:

— Вы можете делать со мной что хотите, но ничего не узнаете.

— Что хотим? — удивилась магесса. — Помилуй! Ты видишь где-нибудь пыточный инвентарь? Тебя здесь никто и пальцем не тронет! Есть более гуманные, а главное, действенные методы.

Дамира начал колотить нешуточный озноб от ее бесстрастного тона и вида, понимая, что его ожидает нечто более кошмарное, чем палач.

— Предупреждаю, не вздумай сопротивляться. Чем сильнее борьба — сильнее боль.

Открой свой разум, и ты его сохранишь, — магесса подошла очень близко и протянула руки.

— Нет!!! — с криком животного ужаса Дамир отпрянул от нее.

— Говорю же, расслабься, если не хочешь сойти с ума! — Ровена сжала его виски и погрузилась в транс.

— НЕТ!!! Нет! Уйдите!! Не надо!! Хватит!!!

Дамир бешено бился в цепях, тщетно пытаясь вырваться из тонких ухоженных женских ручек. В мозг впивались мириады раскаленных игл, заставляя кровь кипеть и взрываться. Боль вгрызалась в голову ржавой пилой, а одновременно с болью внутрь пробралось нечто: словно маленькие паучки рассыпались по его помутненному сознанию, теребя и тормоша лапками все, до чего могли дотянуться… Это было во сто крат хуже любого изнасилования, какое только можно представить!

— Нет! Прочь! Уйдите! Оставьте!

По мере того, как забыв себя от ужаса и отвращения, Дамир пытался вытряхнуть вторгшегося захватчика, боль становилась все интенсивнее, а крики все менее членораздельными.

Внезапно все кончилось. Дамир упал на колени, повисая в цепях и хватая ртом воздух.

— Я же ясно сказала, — недовольная Ровена вздернула его непослушную тяжелую голову за слипшиеся от пота волосы и повторила в мутные синие глаза, — Чем больше сопротивление, тем больнее. И ты рискуешь остаться идиотом, способным только пускать слюни!

— Я прошу, не надо… — собственный голос звучал до отвращения жалко и умоляюще, — Смилуйтесь!

— Надо, надо маленький мой, но у тебя есть еще шанс. Ты расскажешь сам?

Последние краски покинули лицо юноши. Рассказать? Что? Что он знает, кроме названия книги, которую искал мастер? Им наверняка уже известно это. Его словам конечно не поверят, но если он в самом деле распахнет свою память она уверится, что он действительно не врет… А заодно она узнает об офицере Арне, который их предупредил, о Райнарте и Мелигейне, скрывавших его целый год, об Алагерде, наконец, обещавшей ему побег… Если ими он еще смог бы пренебречь, переступить через чувство долга, признательность, честь и прочие подобные соображения, но Рей, Мелли — что будет с ними, пока решаются судьбы мира и творится очередная великая история?

А если бы знал?..

— Мне нечего рассказывать, — прошептал Дамир и закрыл глаза.

На этот раз он был готов, и сначала мог даже сдерживать крики. Он упорно думал о море, — бесконечном величественном просторе, — отрешившись от всего остального.

Сияющее на солнце море Кларесты настолько завладело всеми его мыслями, что прочесть что-либо иное было невозможно: этот образ поглощал все иные, как реальное море скрывает собой и сокровища, и останки, и тайны.

Натиск усиливался, и боль становилась во истину запредельной. Она отзывалась во всем теле, начались судороги, носом хлынула кровь, по искаженному лицу бежали слезы, смешиваясь с ней. Юноша кричал, но крик угасал: что бы избежать болевого шока тело пыталось отключать сознание, синие глаза заволакивал туман, но спасительное забытье все не наступало. Вскоре Дамир перестал кричать: он полностью потерял связь с реальностью и теперь мог только звать, звать на помощь того, кто уже помог однажды. Звать единственного, кто был у него на свете…

Крики превратились в стоны, а потом в хрип…

И снова натиск неожиданно оборвался.

— Что? Нападение? — отвлекшаяся магесса отстранилась, и неестественно выгнутое тело безвольно повисло.

Дамира стошнило желчью, прежде чем сознание все же милосердно его оставило.

Он пришел в себя, когда его окатили водой, смыв рвоту и кровь. Ноги его не держали, перед глазами все плыло, и Дамир с трудом различал возвращающуюся Ровену. По телу пробегали короткие судороги, желудок делал попытки самому выскочить наружу за неимением содержимого. В голове мутилось, и Дамир помнил только то, что почему-то не должен дать себя сломить.

До него все-таки дошло движение в лагере и его смысл: кто-то пытался напасть…

Кто? А вдруг это он? А вдруг мастер узнал, что ему плохо и пришел? Так не бывает!

Это не сказка… Все-таки кто-то сражается! Только бы не мастер! Их же так много…

Тишина. Странное доселе не ведомое ощущение отдаленной мощи, яростно плюющейся огненным ядом, ушло. Но может быть эти отвлекутся и его перестанут мучить… Нет.

Другой кипящий сгусток Силы приблизился: так вот каково это оказывается видеть чью-то магию…

— Твой хозяин дал о себе знать, — хлестнул голос Ровены, — На что вы рассчитываете? Чего добиваетесь? Отвечай, чертов упрямец, пока я даю тебе такую возможность!

Молчание. Только прерывающееся хриплое дыхание в ответ…

Боль была чудовищной, словно его бросили в кислоту, пламя или к ядовитым осам.

«…Я верю, ты не оставишь меня… пусть даже это обман… у меня больше нет сил… они уходят, как вода в раскаленный солнцем песок… их съедает боль, но мой разум она не съест! Ты, кто дал мне надежду, дал смысл… помоги мне, помоги же!!!

Мне так больно… так одиноко… мне страшно… помоги… боль… помоги… я не выдержу!! За что?..» — Увы, не смотря на нежные лета, сердце этого юноши полностью поглощено Тьмой! — пафосно заключила разочарованная леди Ровена, убирая руки, и распорядилась, — Сжечь. Он больше ни на что не пригоден.

После чего она вернулась к решению более важных вопросов.

Стоя на некотором отдалении, Алагерда смотрела на весь этот кошмар расширенными стеклянными глазами, не замечая, что алые капли из оставленных ее собственными ногтями дорожек пачкают кипенно-белое платье.

В течение трех долгих дней она отнюдь не сидела сложа руки, а действовала, пусть тихо, осторожно, исподволь, взяв на вооружение элементарную логику и мнимую легкомысленную насмешливость. Ну что такого важного может знать этот мальчишка?

И скажите на милость, чем он может быть опасен? Он же даже не обучен толком! Под таким углом, действия акколитов Совета и впрямь выглядели как бы не слишком благообразно.

Увы, все ее старания разбивались о единственный, но железный аргумент: возраст возрастом, и преступлений за ним никаких не известно, но данный конкретный парень может претендовать на Черный Трон, а следовательно подлежит превентивному устранению. Оставалось только упирать на то, что безопаснее и выгоднее провести казнь не в лесной глуши, а в городе, — для поддержания нужного общественного мнения и от Башни подальше.